Над любовью - [36]

Настя была ко мне трогательно нежна и даже стала ровной, что в ее вздорном нраве можно было считать проявлением большого искреннего чувства. По-видимому, достигнув вашей неразрывности, она ничего иного не желала; никуда не хотела выезжать, приучив и меня к глуши. Не было и намека на недовольство или охлаждение, ничего не говорило о перемене. Вдруг — сегодня ушла с неизвестными проходимцами, без объяснения, бросила. Простилась так коротко, как не прощались ни в одном хоре с завсегдатаями на рассвете, хотя и знали, что к вечеру свидятся. Сломала мое сердце, отняла разум и обрекла на медлительное приближение к смерти.

Не будучи в состоянии говорить, Владимир Алексеевич прервал свое признание, как бы им испуганный.

— Полковник, я не смею, я не стану вас утешать. Хочу только сказать вам, что ведь жизнь не кончена, что она ждет вас. Нынче все ушли из мира фантазии и воображения, они в наше время не помогают. Не жалейте о том, что развеялось, как дым. Вам… — гусар смешался, запнувшись.

— Быть может, вы правы. Сердцем вы узнали, что меня погубило воображение, то воображение, которое навевают нам лишь отрывки традиций или отраженный свет. Мы хватаемся за заманчивую оболочку, незаметно для себя вытряхивая сущность или коверкая ее. Прошлое (не мое), предначертало мне такой удел. Бессознательно притворяясь перед самим собой, я старался извлечь что-то из прежнего, уже ушедшего века и не был в состоянии идти со своим временем. Я не остановился вовремя, значит — не годен. Поздно. Не обвиняйте меня, что я не с вами, не там, где одни разрушают, а другие пробуют ковать жизнь. Я не помогу, там я буду осколком, а здесь я стертый дагерротип.

Он встал, подошел к окну и приник лицом к заледеневшему стеклу. Рассвет заменил ночь. Прекрасные вчера вещи приняли неприятные полуживые очертания. Из соседней комнаты доносились сухие потрескивания и протяжные поскрипывания деревянной мебели, будто жалобы. Казалось, что должен войти кто-то властный и страшный.

Обрадовались, облегченно вздохнув, когда влетела заспанная девчонка и затараторила, что господина гусарского офицера требует барыня, что с дороги сбились и не знают, куда дальше ехать.

— Совсем из памяти ушло, — в отчаянии воскликнул Бахметьев. — Это жена моего приятеля, наша полковая дама. Она застряла вчера в соседнем селе, у своих давнишних знакомых. Мы сговорились, что она нагонит меня: я должен доставить ее к мужу. Разрешите мне попросить даму в дом, не сюда? Мы не задержимся.

— Просите, и, конечно, сюда: у меня как будто-то уютнее, а главное, теплее, — ответил Владимир Алексеевич, стараясь быть радушным, но невольно впадая в свою обычную вялость.

— Благодарствуйте, — Бахметьев поспешно вышел.

Хозяин дома приказал девчонке растопить камин, поставить самовар и убрать недопитые стаканы, и снова погрузился в созерцательную грусть.

Стало пусто и холодно, заброшенностью и ненужностью потянуло от старинного убранства, чем-то неживым и нежилым. Будто задули в комнате свечу.

Забытой, непонятно почему уцелевшей представлялась фигура Владимира Алексеевича. Его существа, его точно никогда и не бывало. Позеленевшее зеркало, будто забрызганное водой запущенного пруда, отражало совсем оплывшую свечу с мигающим пламенем и беспорядочный стол. А над ними безразлично улыбалась прелестная дама с породистыми плечами.

Вошел корнет, морозный и бодрый, внес запах свежести и снега.

— Барыня наша хочет ехать дальше, не останавливаясь, признательна вам за приглашение. Благодарю и за себя, за ласковый приют. Отдыхайте, полковник, ведь из-за меня всю ночь не спали.

Владимир Алексеевич пробовал говорить что-то убедительное и подходящее, повторяя и о горячем чае.

Затем вышел вместе с Бахметьевым на крыльцо.

Закутанная плотным белым вуалем, дама сверкнула глазами, кивнув головой, и подзывала к саням своего спутника.

— Сию минуту, Марина Николаевна, — отвечал офицер, подбегая.

— Марина? ведь так ее назвал?

Когда лошади тронулись, Владимир Алексеевич крикнул:

— Теперь уж навсегда!

И быстро скрылся в доме.

— Какая жестокость в словах: никогда и навсегда, не правда ли? — обратилась Марина Николаевна к Бахметьеву.

Затем, не дожидаясь ответа, прибавила:

— Странный человек, этот помещик. Как его фамилия?

— Лодыженцев, наш гусар.

— Можно ли так измениться, опуститься? — воскликнула она в изумлении.

— Так это вы были его невестой? — неосторожно спросил Бахметьев.

Марина, украдкой оглянувшись, продолжала думать вслух:

— До чего беспощадна случайность…

Ровными и крупными хлопьями падал снег, заметая следы полозьев и засыпая оставленную ими усадьбу.

СТИХОТВОРЕНИЯ

Устала я

Когда вокруг меня безумно льются звуки,

Сияет шумный бал и плещется волна

Костюмов и огней — сжимаю молча руки,

Чего-то смутно жду, тоской душа полна…

И чудится мне тень запущенного сада…

В аллеях шелестят увядшие листы…

Вдали горит закат… осенняя прохлада…

Настурций, как огонь, багряные цветы…

Тогда уйти душой спешу от жизни шума,

Лелею вновь твои знакомые черты, —

Передо мною вновь проносятся мечты,

Что создала давно навязчивая дума.

«Я пришла к тебе рассказать о том…»

Я пришла к тебе рассказать о том,