Над Кабулом чужие звезды - [84]

Он принял решение, которое казалось тогда единственным спасением: вернуться в Кабул. Точнее, было так: он никого ни о чем не просил, и его никто ни о чем не спрашивал. Был приказ, но этот приказ пришелся ему по душе. Сыновей, Максима и Андрея, пришлось отправить в Саратов, к родственникам. Я видел: фотография мальчишек лежала под стеклом на столе в кабульском кабинете командующего, рядом с телефонами начальства, памятками, боевыми распоряжениями и прочими необходимыми на войне документами. Осенью 1988 года, впервые за два года, генерал попросил неделю отпуска: ему хотелось самому отвести в школу сыновей.

…Когда в последние дни войны стало известно, что Громов назначен командующим Киевским военным округом, тамошние телефонистки ухитрялись дозвониться даже до Ташкургана, в котором располагался последний в Афганистане советский гарнизон. Замучили расспросами своих коллег-связисток. «Даже и не мечтайте о нем, девчонки, — уверенно отвечали те. — Громов — наш командующий!» Генерала любили в 40-й армии: делиться им ни с кем не хотелось.

* * *

Ко дню вывода войск мне, — что называется, «кровь из носа», — нужно было продиктовать в редакцию репортаж, который включал бы в себя интервью с командующим. Договорились с ним встретиться вечером.

Я лежал на железной кровати в опустевшей офицерской казарме в Ташкургане, размышляя обо всем происходящем, когда вошедший незнакомый майор уточнил:

— Извините, это вы — корреспондент «Комсомолки»? К вам гости.

На грязном полу армейского «уазика», который стоял перед входом в казарму, контрабандно провезенная на территорию дивизионного городка, но, судя по выражению лица, абсолютно счастливая, лежала американская подданная Джана Шнайдер.

— Слушай, договорись об интервью с Громовым, а? Скажи так: я обещаю ему целый год свободной любви, о которой он никогда не слышал! — зашептала она, не поднимая головы с пола.

Я, конечно, передал эту просьбу командующему в точности. Его короткий ответ, несмотря на соблазнительное предложение, был отрицательным, и дословно воспроизвести его я, к сожалению, никак не могу по цензурным соображениям.

Но, как бы там ни было, американская журналистка Джана Шнайдер была в те февральские дни единственным представителем западной прессы, кому удалось пробраться на ту сторону советско-афганской границы и оказаться в самой гуще измотанных долгим маршем, ошалевших от радости, уходящих домой войск. Легко представить, какие тексты произносили особисты, обнаруживая беспризорную американку то в одном, то в другом батальоне… И это ее глазами мир увидел последние дни той войны. Обложки всех главных журналов мира — американского «ЮС Ньюс энд Уорлд Рипорт», французского «Пари Матч», итальянского «Экспрессо», испанского «Камбио-16» и так далее — на следующий день вышли с ее фоторепортажами на обложках, и можете поверить: эти фотографии были великолепны.

P. S.

У Хемингуэя спросили однажды, что он думает о войне. Он ответил: никогда не любил войн, но у меня, по-видимому, есть к ним некоторые способности. Джана Шнайдер, конечно, — героиня его романа.

— Мне нравятся ситуации, которые требуют от меня невозможного. И я никогда не сдаюсь первой. Не вышло, я проиграла? Что ж, попробую еще раз. Это мое хобби.

Между прочим, раньше она играла на Бродвее.

— Заставить несколько сотен человек смеяться или плакать одновременно — это восхитительно. Это может только театр. Но Бродвей — галеры. Я работала там семь лет, и каждый день говорила себе: я должна быть лучшей. И однажды мне это наскучило.

Джана — фрилансер, репортер на вольных хлебах. Это означает, что в профессиональной среде она занимает одну из низших ступеней. Фрилансерам не дают интервью президенты, на них посматривают свысока коллеги, работающие в штате редакций. Хотя втайне завидуют им: фриланс — высшая степень свободы в профессии, связанной с добычей новостей. Фрилансер сам выбирает тему, сам решает, что и как он хочет писать. Иногда попадает «в десятку», обходит соперников, оказываясь в центре событий раньше всех. Тогда его репортажи идут нарасхват, и это окупает затраты на поездку, которые он несет сам.

— Фриланс дает возможность есть, что хочешь, а не то, что тебе положили на тарелку, — говорит Джана.

Начало ее карьеры не предвещало ничего необычного. Попыталась выйти замуж за коллегу-актера, но ничего хорошего из этого не вышло. Уехала путешествовать на оленях по Аляске. Потом — удирала от акул, снимая подводный мир на Гавайях. Пыталась — неудачно, правда, — забраться на Эверест. А потом началось.

В Намибии попала в ураган, сама себя откапывала из песка, выбиралась из-под обломков машины. На Филиппинах ее чуть было не расстреляли военные, когда она стала невольным свидетелем их расправы над жителями деревни. Прошла сотни километров по Анголе вместе с вооруженными отрядами оппозиции. В Ольстере, снимая демонстрацию, на секунду оторвалась от объектива, оглянулась, почуяв неладное. Если бы не оглянулась, пластиковая пуля попала бы ей точно в висок. А так — только содрала кожу над правой бровью.

— Мне нравится ощущение опасности. Процентов тридцать в нашем страхе — от отсутствия информации. Еще треть — от незнания того, способен ли ты преодолеть страх. А на самом деле бояться нужно только того, что нам действительно неподвластно.