Над бездной - [28]

– Не ловушка, а подлинная золотая жила. Там показывают роскошные фильмы в конце недели, да и в другие дни тоже есть что посмотреть. К тому же у нас бывают концерты, и все места обычно распродаются. Я оставил несколько билетиков, имейте в виду, на случай, если вам потребуется парочка.

– Нет, спасибо. Я не член клуба самоубийц, – проворчал Питер.

Джейми неохотно рассмеялся и похлопал Питера по плечу, проходя в глубь зала.

– Готов поклясться, что от нее вы тоже ничего подобного не ожидали.

Питер не успел ничего ему ответить и почувствовал новый приступ раздражения против Мары. В некотором смысле Джейми был прав. Питер никогда не думал, что она способна на самоубийство, и не считал ее трусливой, но, как выяснилось, именно трусихой она и была. Если бы у нее сохранилась хоть капля мужества, она бы не пошла на такое. Она бы мужественно встретила свои горести и нашла бы выход из положения.

Но, с другой стороны, особой печали, что все закончилось так, как закончилось, он тоже не ощущал. Так размышлял Питер, потягивая прохладный успокаивающий напиток. Да, у Мары были редкие приступы нежности, тогда она казалась неотразимой, несколько раз она выглядела даже легкомысленной, чем немало его позабавила. В других же случаях более трудной в обращении женщины он и представить себе не мог.

Нет, Мару незаменимой не назовешь – и как врача, и как любовницу. Доказательство последнего восседало прямо перед ним в настоящий момент.

Он обвел глазами Таверну, а затем перевел их на Лейси. Вдруг он почувствовал, что ему больше не хочется ни пива, ни гамбургеров. У него возникло желание съесть филе-миньон и выпить хорошего красного вина.

– Мы вполне можем провести время получше, чем сейчас здесь, – пробормотал он. Кинув на стол несколько банкнот, он вылез из своего загончика и, ухватив Лейси за руку, направился к выходу.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Фотография в белой плетеной рамке стояла на привычном месте на каминной полке. Это была черно-белая фотография, семейный портрет, на котором в центре красовалась весьма молодая Нонни, а шестилетняя Пейдж устроилась у нее на коленях. Родители Пейдж, Хлоя и Пол, расположились по обе стороны Нонни. Они выглядели моложе своих двадцати пяти лет и были запечатлены камерой в тот момент, когда более всего походили на насекомых, застигнутых врасплох вспышкой и готовых в следующее мгновение в ужасе улететь.

Они и в самом деле налетались вдоволь. Исчезли они, как мотыльки. Пейдж хорошо помнила тот день. День своего рождения, на который она возлагала такие большие надежды.

«Мы исполним все твои желания, – написала ей в письме Хлоя из Парижа за несколько недель до этого события. – Этот день будет только твоим». Поэтому Пейдж запланировала сначала праздничный завтрак, затем поездку из пригорода «Парк дубов» в Чикаго для покупки подарка в связи с этой датой, затем поход в кино и, наконец, обед в стенах дома, приготовленный ею вместе с Нонни. Она хотела, чтобы ее родители наконец увидели, какой взрослой она стала, какой умелой, хорошенькой и воспитанной. Она до ужаса хотела им угодить и, как ей показалось, она весьма преуспела в этом. Все было просто великолепно. Хлоя и Пол убеждали ее, что все прекрасно, – и она в том числе.

Было около девяти, когда в комнате у Нонни был сделан этот самый снимок – буквально перед самым обедом. Сразу же после обеда ее родители, нацеловавшись с ней вволю и наградив ее градом нежных тычков и хлопков, к глубокому огорчению Пейдж, оставили ее в гостиной, где ей пришлось наблюдать через окно, как они усаживаются в автомобиль и уезжают.

Раньше Нонни всегда придумывала благовидные предлоги, объяснявшие отсутствие ее дочери и зятя, ссылаясь то на всевозможные дела, то на друзей дочери и зятя, то на их отъезд в отпуск. Она надеялась, что девочка не обращает внимания на эти частые отъезды и по-своему, по-детски воспринимает время. На этот раз она оказалась более честной.

– У твоих родителей имеется то, что называется «склонность к бродяжничеству», – объяснила она Пейдж, которая и теперь, спустя тридцать три года, помнила каждое слово этого разговора. – Им нравится постоянно находиться в движении и все свои дела делать по пути. Они не могут долго усидеть на одном месте.

– Но почему?

– Потому что у них сильно развита любознательность ко всему новому, которую невозможно удовлетворить полностью. Это-то и заставляет их путешествовать. В прошлом году они были во Франции, а в этом – поедут в Италию.

– А почему не в Чикаго? – спросила Пейдж. Чикаго казался ей огромным городом, в котором можно было увидеть столько нового и интересного. – Если бы они поехали путешествовать в Чикаго, я могла бы их видеть все время.

Нонни кивнула в знак согласия.

– Совершенно верно. Но они уже изучили Чикаго, когда были мальчиком и девочкой твоего возраста. Когда люди вырастают, им приходится уезжать все дальше и дальше, чтобы удовлетворить свое любопытство.

– Никто из родителей моих друзей так не поступает. Они сидят дома. Я хочу, чтобы мои тоже были со мной дома.

– Я знаю, что тебе этого хочется, пышечка, – сказала Нонни, давая ребенку дружеский тычок и прижимая Пейдж к себе. – Но дело в том, что твои родители не такие, как все остальные.