Нацизм и культура. Идеология и культура национал-социализма - [46]

Узколобый мелкий буржуа может посчитать мой поступок неоправданным, но это меня мало волнует.

Вообще-то книг написано много, но редкие из них столь открыто.

Даже политические друзья могут посчитать некоторые мои взгляды предосудительными, однако мой солдатский здравый смысл подсказывает, несмотря на некоторую односторонность мыслей и чувств, принимать во внимание достоинства противников в не меньшей степени, чем недостатки друзей.

Я верю в открытый разговор и не прячусь в туалете.

Поэтому и пишу без всякой боязни, с некоторым вызовом — так, как бог на душу положит.

У меня не было никакого намерения обидеть или оскорбить кого-либо. Солдатский разговор — грубый, но прямой, и мы, солдаты, говорим на одном языке и хорошо понимаем друг друга.

Говорят, «солдатский» император Наполеон, уже будучи в ссылке, сказал по какому-то случаю: «Солдаты никогда не будут ненавидеть меня, даже столкнувшись лицом к лицу со мной на поле боя».

Жена одного солдата из моей роты, хотя ее политические взгляды и были далеки от моих, сказала мне как-то: «В душе моего мужа первое место занимает его капитан, и никто не может его превзойти. А после него следуют мать и я».

А другой солдат, коммунист, в период солдатских советов выступил на митинге, на котором поносили офицеров, и крикнул: «Я не знаю, что вы на самом деле думаете об офицерах, но это наверняка ложь в отношении моего капитана!»

Так мне была протянута рука солдата, несмотря на классовые противоречия, разницу в званиях и политические разногласия. Солдатское товарищество, скрепленное кровью, возможно, с течением времени ослабляется, но не может быть вырвано из сердца и искоренено.

Ныне еще не все немцы проснулись — за исключением национал-социалистов. Поэтому мои слова должны прозвучать как зов трубы для тех, кто еще спит.

Я обращаюсь не к суетливым трусливым торговцам, для которых деньги стали идолом, а к бывшим воинам, продолжающим борьбу за жизнь, стремящимся завоевать свободу, а вместе с ней и счастье.

Я приветствую любые усилия во имя свободы Германии и не поддерживаю того, что этому мешает. Европа да и весь мир могут быть охвачены пламенем, но какое нам до этого дело? Германия должна жить и стать свободной.

Меня могут назвать фанатичным дураком — с этим я не могу ничего поделать. Я не одобряю спорт в его нынешнем виде, и особенно результаты. Более того, считаю, что он представляет определенную опасность для нации. Мы не можем восстановить отечество с помощью чемпионов и искусственно взращенных «гигантов спорта». Только продуманные мероприятия, ведущие к обретению физической силы и способностей в соединении с духовностью и этикой, могут быть полезными для народного сообщества. Спортивную манию оставим Ульштайну и Моссе[16]. Я же остаюсь с Яном[17].

Немцы отучились ненавидеть.

Мужская ненависть заменена женским плачем. Но тот, кто не умеет ненавидеть, не может и любить. Фанатические любовь и ненависть — это огоньки свободы.

Невозмутимость, примирение с действительностью, так называемая объективность — суть воплощение безличности, софистика.

Только страсть дает знания и ведет к мудрости.

«Мир и порядок» — это боевой клич пенсионеров. Но как показывают исследования, государством нельзя управлять, исходя только из старческих потребностей.

«Нужно быть весьма осторожным, — писала мюнхенская газета в 1927 году по случаю действий Франции в ее оккупационной зоне [18], — в случае, если из миролюбивых побуждений получишь пощечину».

В переводе на немецкий это означает, что «мир и порядок» следует пестовать на собственных коленях.

Ко всем чертям такой мир и благоразумие, нерешительность, усредненность и малодушие!

«Неосторожные» четыре с половиной года воевали на фронтах! «Осторожные» же отсиживались дома!

«Незрелые» воевали в Верхней. Силезии за сохранение рейха. «Зрелые» же сидели за семью замками!

«Безответственные мечтатели» годами обращались к народу с призывом подняться против превращения в рабов и угнетения. А «ответственные политики» новой Германии в это же время продавали Германию по частям и оптом.

Вследствие всего этого наш народ и отечество медленно, но неуклонно приходят в упадок.

С незапамятных времен Германия не соответствовала установленным нормам «дипломатии» и «политики». Меч всегда определял ее историческое величие.

«Весьма почтительно прошу дипломатов не терять того, за что солдаты заплатили своей кровью», — писал Блюхер королю Фридриху-Вильгельму II после одного из сражений антифранцузской коалиции.

Только солдат сможет вывести народ и отечество из ужасного состояния и позора, возвратить им свободу и честь».

(Эрнст Рём. История предателя. Мюнхен, 1928.)

Йозеф Геббельс Михель — судьба немца

3 июня

Заумь вгоняет меня в нестерпимую скуку. Тошнит от каждого печатного слова. Не нахожу в них ничего такого, отчего мне могло бы полегчать.

Рихард обещал помочь мне хоть в чем-то.

Не могу грубить ему.

Иногда я часами сижу в апатии, ничего не делая и ни о чем не думая. Но вдруг меня обуревают тысячи демонов, и я начинаю составлять один план за другим.

Но ни один из них даже не пытаюсь выполнить. Каждый вечер читаю Нагорную проповедь, хотя и не нахожу в ней ничего утешительного, только безнадежность и стыд. Стало быть, тут что-то не так.