Нацистская пропаганда против СССР - [83]

В дороге заключенным полагается 300 граммов хлеба и три соленые воблы. Но это только «полагается», фактически заключенный получает не более 200 граммов хлеба и двух вобл. Недоданное чекисты на станциях Мурманской железной дороги продают голодающим карелам, а на вырученные деньги покупают себе «рыковку».

Приехали на последнюю станцию, высадились, произвели проверку.

– Партия! – орет старший по конвою заключенным, стоящим в строю. – Предупреждаю, шаг вправо, шаг влево – будет применено оружие!.. Партия! За передними конвоирами шагом маррш!

Партия идет дремучим карельским лесом, летом съедаемая миллиардами комаров и тучами мошкары среди бесчисленных болот, а зимой, то есть в течение большей части года, – по пояс в снегу. Выворачивая из снега обутые в лапти ноги, идут пять, десять, двадцать и даже до тридцати километров[60]. Наступает ночь.

– Партия, стооой! – кричит старший по конвою с небольших саней, на которых его и, попеременно, всех конвоирующих чекистов, везут на себе заключенные.

Партия остановилась.

– Разводи костры, разгребай снег, устраивайся на ночевку.

Для чекистов заключенные раскидывают походную палатку, которую они, как и самих чекистов, везли на санях; ставят в нее железную печку, приготовляют чекистам кушанье. Сами же греют себе, у кого есть, чайники и пьют кипяток с 200 граммами черного хлеба (если только он у них остался). Потом, согнувшись в три погибели и подложив под голову грязный кулак, заключенные кое-как проводят ночь у костров, все время добывая из-под снега сушняк, поддерживая им огонь и своих костров, и в печке чекистов. А утром опять: «Становись по четверкам! Справа по порядку номеров рассчитайсь...» И опять – дорога, глубокие снега, сани конвойных чекистов и в них, вместо лошадей, заключенные.

Наконец тяжелое странствование по глубокому снегу окончилось. Партия на командировке.

– Чище разберись в четверках. Партия, слушай мою команду: справа по порядку номеров рассчитайсь! – командует старший чекист.

– Первый! Второй! Третий! Четвертый! Пятый!..

– Отставить! Разучились рассчитываться? Рассчитаться так, чтобы у дежурного по командировке стекла в окнах дребезжали!

К прибывшей партии выходит дежурный по командировке.

– Здорово, шакалы!

– Здрррааа!

Все чекисты пошли отдыхать, обмениваться новостями и слушать радио. Оно у чекистов – но не у заключенных! – имеется почти на всех командировках. Как оно приобретается – узнаем дальше...

Партия стоит. Она ждет новых распоряжений. У каждого уже живот прирос к спине. Вши высасывают последнюю кровь. Ноги ноют и едва-едва держат измученное тело. Дежурный по командировке дает в чекистском домике старосте командировки распоряжения:

– Староста, новых шакалов взять в оборот. Займись-ка с ними строем!

Староста, служака на «большой палец», наверное, не одному уже советскому «гражданину» оторвал голову до того, как прибыл в СЛОН; староста исполнит все, что ему прикажут... А может быть, староста и «рад был бы», но... что он может поделать? Староста не хочет «загнуться» в лесу: он хочет жить, как бы жизнь ни была тяжела. А для этого он должен выполнять все то, что ему прикажут его хозяева... Занявшись с полчаса строем с новыми «шакалами», староста командировки, «на ять» усвоивший все соловецкие термины, не менее зычным голосом, чем его хозяева – чекисты, распоряжается:

– Влетай в барак пулей!

В бараке заключенные встречаются с непосредственными новыми начальниками, – с дневальными. Дневальные – это бывшие до заключения мелкие сексоты ОГПУ, а теперь – осведомители ИСО и чекистов-надзирателей. Они одни из тех многих винтиков сложного слоновского механизма, без которого надзирателям трудно было бы выполнять лесозаготовительные и иные программы. Ежедневно дневальные «стучат» (т.е. доносят) чекистам на заключенных и правду, и неправду.

Хочется, чтобы читатель яснее почувствовал всю тяжесть пути заключенных от станции до командировки. Расскажу поэтому один из памятных мне эпизодов.

В ноябре 1929 года из первого отделения СЛОН было направлено на командировку «Великий остров» двести человек заключенных. Партию сопровождали четыре чекиста-надзирателя со старшим по конвою Петром Леоновым. Вот что рассказывал Леонов в ИСО по возвращении из командировки:

– До станции Пояконда «шакалов» довез благополучно. На Пояконде высадил, накормил на командировке пшеном и через полчаса погнал на «Великий остров». До деревни Черная Речка все шакалы, кроме троих, дошли благополучно. Трое в рот йодом мазанных каэров ослабели и стали отставать от партии. Но я все-таки догнал их до Черной Речки. Но когда погнал партию от Черной Речки дальше – тут началась мне с ними беда; то один, то другой шакал стали отставать от партии. Упадет, паразит, на землю и плачет. «Не могу, – говорит, – гражданин начальник, идти, ей-богу, не могу, сил нет... Из Ленинграда, гражданин начальник, нас отправили – дали в тюрьме по куску хлеба, ей-богу, не больше килограмма, и по четыре воблы... – Говорит, а сам плачет. – Трое суток мы ехали до Попова острова, два раза дали только воды... Гражданин начальник, клянусь детьми, ей-богу, не могу идти, хоть убейте!» – и плачет, паразит. Я и так, и сяк с ним: «Скоро, говорю, дойдем до командировки». А он, паразит: «Убейте, говорит, лучше меня, гражданин начальник, не могу идти...»