...Начинают и проигрывают - [4]
Минуты через две дверь открывается снова, и подполковник Куранов, кинув на нас змеиный взгляд, ни слова не говоря, резким движением самолично выдергивает шнур из розетки… И Левитан в черной тарелке замолкает, прервавшись на полуслове.
Мы языки проглотили от неожиданности, и лишь когда Куранов, сделав свое недоброе дело, вышел, поднялась настоящая буря:
— Да что он, очумел?!
— Совсем за людей не считает!
— Ну, мясник, ну, живодер!
И даже наш всегда веселый, невозмутимый Седой-боевой разволновался:
— Нет, хлопцы, так оставить нельзя!… А ну-ка, ходики, включите снова!
Поднялись сразу несколько ходячих, но первым к репродуктору подскочил проворный Шарик. И не только включил его, а еще подбавил диктору голоса, да так, что стекла, резонируя, стали дробно басить.
Слушаем и ждем напряженно, что будет. Ведь Куранов так просто не отстанет — не из тех! Но и воевать с целой палатой офицеров-фронтовиков ему тоже несподручно. Возьмем и пошлем завтра делегатов с петицией к замполиту, посмотрим тогда, кто кого.
И вот он заходит. И вот произносит негромко:
— В палате рядом умирает человек!
Уж как репродуктор ревел, а мы услышали. Все услышали, до последнего звука…
Не спали всю ночь, ворочались. То и дело вставали, напряженно прислушиваясь к тому, что происходит за стеной.
К утру майор из соседней палаты умер. Мы лежали тихие, неслышные, старались не встречаться взглядами…
После завтрака я проковылял в перевязочную. Подполковник Куранов неприязненно посмотрел на меня розовыми глазами и приказал:
— Наступите на ногу. Нет, костыль отставить!
Я наступил — и упал. Не потому, что было больно, — как ни странно, боли не ощущалось. Просто показалось, что у меня не стало ступни. Я нажал на нее, а ее нет. Не удержался и, потеряв равновесие, упал.
Теперь моя нога от хирурга Куранова поступила в распоряжение невропатолога Полтавского, тоже подполковника. По званию его никто в госпитале не называл, по крайней мере, я никогда не слышал, чтобы называли. Только по имени-отчеству — Борис Семенович. Да и как-то не вязалась с воинским званием его сугубо гражданская, рыхлая, с круглой спиной фигура, хотя он ходил весь опутанный ремнями и даже с пустой, незастегнутой кобурой на боку. Больше того, бедняга невропатолог, изо всех сил стараясь походить на заправского вояку, по утрам по-каторжному драил свои сапоги, и они блестели не хуже, чем у кадрового старшины. Но все равно! Военной косточки это ему не прибавляло. Вот не было таланта у человека!
Я вовсю прыгал по палате с костылем и считал себя кандидатом в выздоравливающие. Ребятам на фронт я писал, чтобы не очень привыкали к новому командиру роты — скоро опять придется на меня, на мою строгость и непреклонность переключаться. Свои треугольнички со штампом военной цензуры они слали мне часто и, как видно, охотно, раз их никто не принуждал.
Особенно старался Филарет Егорович, бессменный старшина минометной, настоящий отец солдатам, да и офицерам тоже, старый рубака из Первой конной с пушистыми гвардейскими усами и ногами дугой, как и положено заправскому кавалеристу. Чуть ли не через день приносили мне его послания с аккуратно выведенными, каждая по отдельности, словно китайские иероглифы, буковками. Письма напоминали телеграммы. Такие же лаконичные, деловые и так же без единого знака препинания: «Вчера получил пять брусков хозяйственного мыла водил роту в баню белье обменяли обмундирование сапоги новые не дали сказали другой раз поправляйтесь целую Филарет».
Из-за этой постоянной концовки: «Целую Филарет» меня изводила вся палата. И все-таки было приятно получать хозяйственные отчеты старшины.
Словно из дома родного весточка, где меня помнят и ждут!
Уже из нашей палаты ушли многие выздоровевшие и их места заняли новички, уже я, наряду с Седым-боевым, Арвидом и Шариком, который, бегая в самоволки, заработал себе нагноение раны, перешел в «старики». А стопа все еще не хотела мне подчиняться. Я отбросил костыль, чтобы на него не надеяться и не привыкнуть к нему, но здорово хромал и, главное, быстро уставал. Раз, желая проверить себя, геройски проковылял, держась за стену, по всему длинному коридору, но вынужден был в конце концов обратиться к ребятам, чтобы отвели в палату: своих сил не хватило.
Да, дела с проклятой ногой обстояли хуже, чем я думал. Это я понял, когда Борис Семенович собрал консилиум. Врачи, разглядывая и дергая мою ногу, что-то сыпали по-латыни. Я уловил одно только слово: «Неурус» и сообразил, что, наверное, задет или даже перебит какой-нибудь важный нерв, оттого и стопа словно ватная.
Борис Семенович, как ни крутил, а все же по существу подтвердил мою догадку. Я спросил: когда это пройдет и пройдет ли вообще?
Он пощелкал пальцами:
— Посмотрим, посмотрим. В распоряжении современной медицины целый арсенал средств. Попробуем физиотерапию.
Уже одно это «посмотрим» могло насторожить кого угодно. Но больше всего мне не понравились его кроткие добрые глаза: они смотрели то в окно, то на потолок, то без всякой надобности на стены, только не на меня!
И тогда я назначил себе собственное лечение: ходить, ходить и еще раз ходить! Арвид, который сам мучился с пальцами, вернее с тем, что от них осталось, поддержал:
Закадычные друзья Гешка и Ленька неожиданно обнаруживают на чердаке старое зубоврачебное кресло. И начинает работать ребячья фантазия. Перед ними уже не зубоврачебное кресло, а уэллсовская машина времени. На ней друзья совершают путешествия в героическое прошлое и заманчивое будущее. Написанная в необычной форме, веселая и неназойливая, повесть предлагает ребятам задуматься о своем месте в жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лев Израилевич Квин родился в 1922 году в Риге. С пятнадцати лет принимал участие в работе подпольного латвийского комсомола, был руководителем ячейки, секретарем райкома. В 1940 году, незадолго до установления в Латвии Советской власти, арестовывался фашистской охранкой. Участвовал в Великой Отечественной войне сначала рядовым, потом офицером. Был ранен.Сейчас живет на Алтае, куда приехал с комсомольцами-целинниками, да так и остался там, навсегда полюбив этот прекрасный край и его людей.Л. Квин — автор многих книг, давно сотрудничает е нашим журналом.
Роман о мужестве и стойкости советских людей, оказавшихся во время зарубежной поездки в смертельно опасной ловушке и с честью вышедших из этой сложной ситуации. В книге освещена тема современной идеологической борьбы на международной арене.
Книга, являясь во многом автобиографичной, рассказывает о подпольной борьбе советских воинов во вражеском тылу на территории фашистской Венгрии в годы Великой Отечественной войны. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.