Начинаем жить - [43]

— Спасибо, — сухо и даже с оттенком брезгливости сказал Саня, — я сам не злоупотребляю спиртными напитками и вам не советую!

Ему было крайне неприятно присутствие в доме полупьяного Виктора. Когда он только уберется? Все, что поначалу ему казалось в юноше симпатичным, теперь раздражало: глаза — водянистые, шея — тонкая. Мозгляк.

— Да я тоже не злоупотребляю, — обиженно сказал Виктор. — Горе у меня.

Саня досадливо поморщился и вздохнул. Понятно, какое горе. Билетов не взял. С утра сказал, что уедет, и нате вам, пожалуйста! Интересно, долго он еще собирается тут кантоваться?

— Я понимаю, что вы огорчились из-за билетов, — сказал он. — Я тоже огорчен не меньше вашего. Но пить все-таки не буду. И надеюсь, не сегодня-завтра вы все-таки уедете.

С этими словами Саня взял Милочку за руку и направился к лестнице на второй этаж — они там, у него в кабинете, еще чайку попьют, посидят, поболтают.

— Матисс, типа это, у меня тю-тю, — мрачно сообщил им в спину Виктор.

— Надеюсь, Витя, вы не думаете, что это я его тютюкнул? — спросил Саня саркастически.

Ничего, кроме желания задержать их с Милочкой в своей малосимпатичной компании, Саня не увидел в сообщении Виктора. И постарался как можно скорее отделаться от путаного неинтересного рассказа, который непременно занял бы минут сорок, если откликнуться на него сочувствием.

— Вот вы смеетесь, Александр Павлович! — с еще большей обидой проговорил Виктор. — А я с вами горем хотел поделиться…

— Ваше горе я буду делить завтра, — отчеканил Саня и потащил Милочку за собой наверх.

Обиженный Виктор глядел им вслед, хотел еще что-то сказать, но загляделся на ножки Милочки, которые аккуратно шагали по ступенькам лестницы вслед за Александром Павловичем. И, глядя на эти стройные, безупречные ножки, понимающе присвистнул: когда такое счастье свалилось, ясное дело, не до чужого горя. А горе было такое — хоть в голос вой! Пропал у него рисунок! Пропал! Вот какое было горе!

Глава 15

Старики, Павел Антонович и Наталья Петровна, все ворочались и ворочались на широкой кровати. Не спалось им что-то. Комары, наверно, мешали. Или душно казалось. А может, косточки ломило после трудового дня. Наконец Павел Антонович не выдержал:

— Да будет тебе, Наташа! Они давно крепким сном спят, о нас и думать забыли, а ты все в голове ворочаешь, так ли будет или этак. Хорошо или плохо?

— Ох, Паша, что же делать, если думается. Ты и сам о том же думаешь, тоже сон от глаз летит.

— Думаю, — согласился Павел Антонович. — Но давай рассуждать здраво: для нас главное, чтобы Милочка здорова была, а остальное — пустяки. Много мы с тобой семей знаем, чтобы без колдобин и рытвин жизненный путь прошли? Нет таких! И у нас с тобой не с первого раза заладилось. Вот и она пусть опыт наживает. Как решит, так и хорошо. Наше дело маленькое, будет зять, с ним поладим, не будет зятя, Милочку будем поддерживать. Так я говорю?

— Так, Пашенька. А мне, знаешь, как трудно к такому прилаживаться? У меня все внутри переворачивается, как о нем подумаю. Обижал и будет еще обижать нашу Милочку, а я ему и котлеты жарь, и рубашки гладь…

— А ты не гладь. У них теперь все по-своему, едят по кафе, носят майки мятые, так что не заботься. Я только знаешь, что думаю: зять — дело наживное, а главное, чтобы Милочка ребенка родила. Ребенок ее по жизни за собой и поведет, заботы, хлопоты, о себе думать некогда, и на старости лет есть о чем подумать.

— Вот как нам с тобой, — подхватила Наталья Петровна.

— Конечно! А то придется думать только о ломоте да мозолях! Страшное дело!

Они засмеялись.

— Конечно, внука нам с тобой пора иметь, — согласилась Наталья Петровна. — Пока силы есть. А то одолеют болезни, и внуку не рад будешь.

— С внуком не одолеют! Он любую болезнь победит! — высказал свое мнение Павел Антонович.

— А ты не прав, что все равно, какой зять, — опять свернула на зятя Наталья Петровна. — Важно, очень важно, какой отец у ребенка. С мужем можно развестись, а с ребенком? Родишь, не подумавши, а у сына характер весь в отца. Вот и майся всю оставшуюся жизнь. Я не зря твержу Милочке, пуд соли съешь, семь раз отмерь, а тогда и рожай ребенка! Но они разве слушают?

— А ты кого хочешь, внука или внучку? — спросил Павел Антонович. — Лично я хочу девочку. Ты меня знаешь, я девочек люблю! — добавил он и обнял жену покрепче, глаза его озорно заблестели в светлых летних потемках.

— А я так мальчиков предпочитаю, — ответила жена ему в тон и ласково потерлась о небритую щеку, и они опять тихонько рассмеялись.

— Тут Иринка такое учудила, — принялся рассказывать Павел Антонович, а потом спохватился. — Слушай, нам же надо завтра с утра к Ляпуновым сходить и к Лилии Павловне, они вроде продавать собирались. Узнаем, потолкуем, может, и выгорит! Дело-то хорошее.

— Хорошее дело, — подтвердила Наталья Петровна. — Я рада буду, если Ляля с Мишей рядом поселятся. Им от нас помощь, и нам веселее.

Они стали вспоминать, какой дом у Лилии Павловны и какой нее участок, что посажено, а чего недостает. Сравнивать, чей дом лучше, Лилин или Ляпуновых. Прикидывать, какую могут запросить цену. И за разговором, конкретным, житейским, мало-помалу отвлеклись от беспокойства и заснули.