…Началось в Республике Шкид - [25]

«Пакет» начинается с загадочных слов: «Нет, дорогие товарищи, героического момента в моей жизни я не припомню. Жизнь моя довольно обыкновенная, серая». Начало это дало повод ко всякого рода предположения: почему «нет»? С кем он спорит? Кому возражает?

Чтобы ответить на эти вопросы, надо обратиться к истории написания «Пакета». Она тем более примечательна, что связана с рождением пионерского журнала «Костер».

В 1931 году в редакции детского отделения Госиздата возникла мысль об издании в Ленинграде детского альманаха. Один из будущих авторов М. Зощенко, предложил делать каждую книгу альманаха так, чтобы все рассказы в ней были на одну тему. «Например, — сказал он, — пусть первая книга будет о героях. Пусть каждый из нас расскажет о каком-нибудь замечательном поступке в жизни того, от чьего имени ведется рассказ».

Пантелееву было поручено придумать какое-нибудь интересное вступление для всего альманаха. Вступление придумалось такое: дело происходит в Крыму, в пионерском лагере. Поздно вечером ребята сидят у костра, говорят о «страшном». В это время из-за кустов появляется старичок, он заблудился и ищет дорогу. Его просят посидеть с ребятами, но уже поздно. Он приходит назавтра и приводит из санатория, где отдыхает, еще несколько человек. Гостей ссаживают у костра и просят, чтобы каждый из них рассказал о каком-нибудь героическом случае. Один из гостей — Петр Васильевич Трофимов, бывший кавалерист, буденовец, участник гражданской войны. Он очень скромен, и свой рассказ он начинает словами: «Нет, дорогие товарищи, героического момента в моей жизни я не припомню».

Во время работы над рассказами писатели (а среди них были М. Зощенко, О. Берггольц, Н. Тихонов, Р. Васильева) про гостей-рассказчиков забыли. Но пионерский костер свою роль сыграл: он дал название альманаху. После «Костра первого» через год вышел «Костер второй». А через несколько лет стал выходить уже не альманах, а ежемесячный пионерский журнал «Костер, существующий и поныне.

В «Пакете» тоже нет никаких пионеров, однако первая фраза не оказалась случайной: она стала ключевой для всего облика главного героя. Рассказывая о том, как он ехал с поручением в штаб фронта и как дважды за один день ему пришлось прощаться с жизнью, Петр Трофимов представляет эту полную драматизма историю как «совсем небольшой пустяковый случай», вроде бы незначительный эпизод: как он однажды на фронте засыпался».

В этом несоответствии между тем, как сам герой оценивал все с ним происходящее, и подлинной значимостью его поступков и заключается во многом эффект повести, ее внутренний нерв, ее удача. Петр Трофимов себе цены не знает, но ему хорошо знает цену автор, и, хотя форма сказа как бы и лишает автора права вставить даже словечко, а позволяет лишь проигрывать роль героя, писатель оказывается здесь таким замечательным режиссером и актером, что создает подлинный спектакль: шумный, веселый. Посмеявшись вволю, его «зрители» уйдут, однако, с глубоким впечатлением от чего-то не только смешного, но и драматического, серьезного, глубокого; юмор, шутка, смех не только не помешают, но скорее помогут им оценить в настоящем свете мужество, преданность делу и многие другие высокие качества Пети Трофимова.

Противник напыщенной, сухой и холодной книги, где имеют место лишь «бесстрастно-протокольные записи героического события», Пантелеев придает огромное значение юмору — и в изображении жизни, и в характеристике положительного героя.

Некоторыми сюжетными и стилистическими особенностями «Пакет» напоминает сказку-анекдот об этаком красноармейском Иванушке-дурачке и о его встрече с врагами, которые здесь, как в каждой бытовой сказке, изображаются столь же глупыми, сколь и жестокими. И наружность у них на человеческую не похожа. Один генерал — «высоченный такой, косоглазый медведь в кубанской папахе», другой — «какое-то… чучело в синих подштанниках. Такой… щупленький, поганенький старичок». непомерная глупость мамонтовцев проявляется на каждом шагу. Смешно смотреть на их испуг, когда им кажется, что Петя Трофимов, пока они его избивали шомполами, проглотил свой язык.

«Вот испугались! Вот им от генерала попадет. Ведь им генерал что сказал? Чтобы они меня живого и здорового привели к нему на квартиру. А они?..

Офицер — так тот прямо за голову хватается.

— Ой! — говорит. — ай! Немыслимо!.. Чего он такое сделал? Ведь он язык съел! Понимаете? Язык уничтожил!..

<…>

И ко мне на колесиках подъезжает.

— Братец, — говорит, — что с тобой? А?.. <…> Может быть, — говорит, — тебе лежать жестко?..»

У автора «Пакета» абсолютный слух на слово, на интонацию, на ритм фразы. Фраза органически слита с жестом, с действием, с поступком героя. Вот Петя Трофимов мчится на коне. Как уместна здесь сказовая стихия, с ее гиперболой, с особым ритмом.

«Несется мой Негр, как леший.

Несемся мы по шоссе под липками, липки шумят, в ушах жужжит, что ни минута — верста, а Негр мой только смеется, фырчит, головой трясет… Лихо!

Вот мост деревянный простукали…

Вот в погорелую деревню свернули…

Вот лесом скачем…

Темно. Сыро».

Но образ Пети Трофимова уходит корнями не только в сказочную народную традицию. Такой характер неунывающего служивого, характера, без которого, вероятно, невозможно было бы перенести тяготы военной жизни, известен русской литературе: достаточно вспомнить солдата Чикина у Л. Толстого («Рубка леса»); чем-то Петя Трофимов напоминает Швандю из «Любови Яровой» К. Тренева. Традиция пошла и дальше: в литературной критике не раз отмечали сходство между Петром Трофимовым и Василием Теркиным. А герой повести В. Курочкина «На войне как на войне» (1965) младший лейтенант Саня Малешкин словно создан для того, чтобы попадать в смешное положение. В изображении солдата Чикина, красноармейцев Шванди и Петра Трофимова, воинов Советской Армии Василия Теркина или Сани Малешкина героическое соседствует со смешным, а лучше сказать — слито с ним. Смешное не только не снижает высоких качеств названных персонажей, но вызывает к ним еще большую симпатию, большее восхищение.