…Началось в Республике Шкид - [10]

Рассказывая в «Моем поколении» о своих товарищах, подростках 20-х годов, Б. Горбатов рисует схожие ситуации школьной жизни. И здесь педагоги бочком, осторожно проходили через толпу ребят в учительскую, и здесь ребята требовали, чтобы вопросы, какие предметы нужны, какие нет, каких учителей оставить, каких убрать, кого принимать и переводить в следующую группу, и многие другие проблемы решала высшая власть в школе: школьный совет. По предложению главного героя повести Алеши Гайдаша старостат переименовывается в исполнительный комитет учащихся, а сам он становится председателем исполкома.

Это было время, когда наличие мамы и папы могло послужить отрицательной характеристикой для приема в комсомол; когда возникали страстные споры о том, позволено ли комсомольцу носить галстук, имеет ли право комсомолка выходить замуж или вообще думать о личной судьбе, о личном счастье: не будет ли это знаменовать собой измену идеалам революции? Уличенная в том, что у нее на окнах занавески, а на стенках картинки, героиня повести «Мое поколение» Юлька с горечью думает о себе: «Не будет из меня коммунистки».

Вместе с тем Костя Рябцев, Алеша Гайдаш, Юлька — герои, привлекательные своей искренностью, своими чистыми мечтами построить мир «по-новому, по-хорошему, на новых и справедливых началах». Только в головах этих ребятах многое перепуталось: маловато имелось у них знаний, были они слишком поспешны в этом своем стремлении переделать мир. Они не знали самых элементарных вещей, они не представляли себе, как растет пшеница и что такое простые дроби. Им надо было понять: прежде чем переделывать мир, они должны были во многом переделать себя.

Всем своим внутренним настроем, всей своей идейной направленностью «Республика Шкид» примыкала к этим книгам, она отвечала на самые острые вопросы, поставленные жизнью перед молодым поколением. Именно поэтому повесть далеко вышла за пределы собственно «правонарушительской» темы. Авторы повели в ней необычайно актуальный для литературы 20-х годов разговор: о человеке, его возможностях, которые могут пропасть, погибнуть или, напротив, открыться, выказать себя с огромной силой.

Ощущение нового времени, когда уходил в прошлое старый мир и в борьбе создавался совсем иной, определяет жизнерадостный настрой книги. И успех «Республики Шкид» в ряду других книг о молодом поколении, вероятно, был в большой степени обусловлен тем, что читатель сумел увидеть судьбы героев не только в начале их трудного пути, не только в движении, но в результатах, в ощутимых итогах; читатель сумел заглянуть не только в настоящее героев, но и в их будущее.

«Республика Шкид» поражает яркостью красок, непосредственностью, остротой: ведь ее авторы еще не остыли от буйного темпа жизни школы; в каждом событии, описанном здесь, в каждой главе как будто заложен заряд пороха. Достаточно посмотреть в оглавление, чтобы убедиться, сколько смешного, драматического, таинственного и увлекательного собираются преподнести читателю авторы: «Кладбищенский рай», «Роковой обед», «мокрая идиллия», «Руки вверх», «Монашенка в штанах», «Любовь и мыло»…

Они не ставили перед собой преднамеренно никакой педагогической задачи, но именно потому, что ни одна сторона в их рассказе о жизни школы не была обескровлена и повествование велось с такой полнотой, им удалось передать психологическое и эмоциональное своеобразие той среды и сказать многое о воспитании человека.

Они писали не воспоминания, а полностью живя тем временем это еще было их настоящее! Но с другой стороны, книга создавалась, когда авторы ее находились уже на известной высоте, откуда им видны были не только зигзаги движения, но и самый процесс и его результаты.

Эти два плана определяют неповторимое своеобразие книги: ее молодой задор, ее горячность, темпераментность, искренность — и ее широкое общественное звучание.

На примечательную особенность повести, объясняющую, быть может, почему книга держит читателя в плену до последней страницы, указал С. Маршак. Путь изменений в «Республике Шкид», пишет он, изображен куда менее заметно и последовательно, чем во многих книгах, авторы которых ставили себе целью показать, «как советская школа, детский дом или рабочая бригада «перековывает» опустившихся людей. Казалось бы, неопытные литераторы, взявшиеся за биографическую повесть в восемнадцати-девятнадцатилетнем возрасте, легко могли свернуть на эту избитую дорожку, быстро размотать пружину сюжета и довести книгу до благополучного конца, минуя все жизненные противоречия, зигзаги и петли, но нет, движущая пружина повести оказалась у молодых авторов тугой и неподатливой. Они не соблазнились упрощениями, не сгладили углов, не обошли трудностей».

Нет, молодые авторы и не собирались «быстро размотать пружину сюжета». В «Республике Шкид» вообще нет сюжета в его привычном понимании. Поначалу даже кажется, что от перестановки глав в повести ничего не изменилось бы. Но так представляется только на первый взгляд. Повесть отнюдь не распадается на отдельные зарисовки: она внутренне крепко сцементирована главной идеей, главным сюжетом — историей распрямления беспризорника, рождения нового человека.