Начало всего - [16]

– Слышал, ему нравятся шутки с математическими уравнениями.

– Ага. Он, наверное, только с тангенсов и кончает.

– Жестко ты.

Кэссиди пожала плечами, и мы направились к стоянке.

Был поздний час. Пока я сидел с мисс Уэлш, стемнело. Кампус купался в медовом свете от горящих на стадионе прожекторов, горы казались сплошной тенью.

– Завтра пятница, – напомнила Кэссиди, как будто кто-то из школьников может об этом забыть. – Интересно, чем в выходные будут заниматься крутые ребята из нашей школы.

– Джимми закатывает вечеринку. Не пройдет и пары часов, как кто-нибудь, надравшись, скинет в бассейн пивной бочонок.

– Ух ты! Звучит страшно весело, – закатила глаза Кэссиди.

– А чем ты занималась в пятничные вечера до того, как переехала сюда?

Она покачала головой, немного помешкала, а потом сумбурно рассказала о тайных вечеринках, устраиваемых в научных лабораториях в ее школе-интернате.

– Нам приходилось тайком выбираться из общежития по старым коммуникационным тоннелям. Ожог от трубы считался чем-то вроде знака отличия. Думаю, начало этому в свое время положили друзья брата. Наверное, все это звучит глупо.

– Ничего подобного.

Вот пивная вечеринка Джимми в честь возвращения в школу – глупость. Только я об этом промолчал.

Вечером кампус, окруженный мягкими склонами гор, дарил ощущение покоя. В город вели две узенькие полосы дороги. На склонах росли сотни деревьев авокадо. Изредка спускавшиеся с гор койоты наводили страх на жителей ближайшего жилого комплекса.

Живущим здесь людям нравилось собираться толпой, чтобы прогнать койота обратно в его авокадную рощу, избавиться от нарушителя спокойствия нашего идеального маленького общества. Приключений здесь никто не искал. Их сразу же спроваживали.

Мы с Кэссиди дошли до парковки. Там стояла только моя «Вольво», тюнинговая «Хонда» Джастина Вонга и фургон с привязанной сверху доской для серфинга.

– А где твоя машина? – удивился я.

Кэссиди рассмеялась.

– Мой велик тут же.

И точно, к стойке крепился красный велосипед. Хороший модернизированный велосипед фирмы «Канондейл». Правда, тогда я мало что знал о велосипедах.

– Хм, – уставился я на него.

– Что?

– Ничего. – Воображение нарисовало крутящую педали Кэссиди, мчащуюся на велосипеде мимо клубничных полей. Я еле сдержал улыбку.

– Чтоб ты знал, я забочусь об окружающей среде! – с жаром воскликнула она. – И стараюсь не оставлять после себя «углеродный след».

Я мгновение обдумывал услышанное.

– Пассажир машины тоже ведь не оставляет «углеродный след»?

– Угу.

– Тебя подвезти?

Не знаю, с чего я вдруг решил это предложить. Мои слова мне самому почему-то показались нескромными.

– Здесь бывают койоты, – добавил я неловко, заполняя молчание. – Ночью они иногда спускаются с гор, и я не хочу, чтобы на тебя напали.

– Койоты? – нахмурилась Кэссиди. – Это же волки?

– Ведущие ночной образ жизни, – уточнил я.

– Тебя точно не затруднит меня подвезти?

– Я ведь сам это предложил.

– Хорошо, – согласилась Кэссиди.

В порыве глупого благородства я сказал Кэссиди садиться в машину, пока сам разберусь с велосипедом. И чуть не помер, убирая эту хреновину в багажник.

– Спасибо, – поблагодарила меня Кэссиди, когда я занял водительское сиденье.

– Не за что. – Я потянулся к ремню безопасности. – Где ты живешь?

– В Терис-Блафс.

– Недалеко от меня. Я живу в Роузвуд, практически рядом с тобой.

Кэссиди пристегнулась, и я включил заднюю передачу. Мы были совершенно одни на пустой парковке, из-за этого остро ощущалась интимность момента.

– Получается, нас разделяет парк? – спросила Кэссиди.

– Ага. Окно моей спальни как раз выходит на него.

– И мое, – улыбнулась она. – Может, мы даже можем заглянуть в спальни друг друга.

– Постараюсь на следующей неделе не забыть закрыть жалюзи, а то я задумал двойное убийство. – Я включил дальний свет на повороте с плохим обзором.

– Ты мне нравишься таким.

– Каким? – Я выехал на Иствудский проспект.

– Разговорчивым. Ты сдерживаешься, когда вокруг слишком много людей.

Я включил поворотник – вдруг койотам интересно, куда я поверну на безлюдном перекрестке, – и обдумал слова Кэссиди. Мне кажется, что молчание безопасно. Слова могут подвести тебя, если ты их неверно подберешь, а также могут обесценить сказанное, если ты с ними переборщишь. С шутками можно сильно дать маху, с историями – страшно наскучить. А я рано понял, что ни мое чувство юмора, ни вещи, которые кажутся мне захватывающими, не нравится моим друзьям.

– Я не сдерживаюсь. Просто не могу поделиться ничем интересным.

Кэссиди кинула на меня недоверчивый взгляд.

– Прости, но я на это не куплюсь. Временами ты так маньячно улыбаешься, словно на языке у тебя крутится чумовая острота, но ты боишься произнести ее вслух, поскольку никто ее не поймет.

Я пожал плечами и, повернув на Кресент-Висту, встал на светофоре, на котором переключение сигналов происходит не раньше чем через целую вечность.

– На самом деле я даже не знаю, что хуже, – продолжала Кэссиди. – Когда смеются над несмешным или когда не смеются над смешным.

– Первое, – мрачно отозвался я. – Спроси у Тоби.

– Ты об отрезанной голове?

Она спросила это будничным тоном, словно речь идет о неправильных глаголах или клятве верности.