Начало - [6]

Дамон повернулся ко мне.

— Вижу, отец не изменился, такой же, как всегда.

— Не такой уж он плохой, — мне всегда было неловко плохо говорить об отце, даже сейчас, когда я злился на него из-за вынужденной помолвки с Розалин. — Ты только что вернулся? — спросил я, меняя тему разговора.

Дамон улыбнулся. Вокруг его глаз появились тоненькие морщинки, незаметные для тех, кто знал его хуже, чем я.

— Час назад. Не мог же я пропустить объявление о помолвке своего младшего брата, не правда ли? — спросил он с легким сарказмом в голосе. — Отец рассказал мне. Кажется, на тебя возложена обязанность продолжить род Сальваторе. Только подумай, на бал Основателей ты придешь уже женатым!

Я обмер. Я и забыл о бале. Он был главным событием года, и отец вместе с шерифом Форбсом и мэром Локвудом готовили его месяцами. Частично бал устраивался с целью благотворительности на военные нужды, частично для того, чтобы люди имели возможность насладиться последним вздохом уходящего лета, а в основном — для того чтобы лидеры города могли потешить свое тщеславие. В любом случае, бал Основателей всегда был одной из моих любимых городских традиций. Сейчас же я ожидал его с ужасом.

Дамон, вероятно, почувствовал мое состояние, потому что принялся копаться в своем брезентовом рюкзаке, грязном и, кажется, испачканном в крови. Наконец, он извлек большой, бесформенный кожаный мяч, намного большего размера и более продолговатый, чем бейсбольный.

— Сыграем? — сказал он, перебрасывая мяч с одной ладони на другую.

— Что это? — спросил я.

— Футбольный мяч. Мы с ребятами играем, когда выпадает свободная минутка между боями. Тебе это пойдет на пользу. Хоть не будешь таким бледным. Мы же не хотим, чтобы ты раскис, — он так похоже сымитировал голос отца, что я не мог не рассмеяться.

Дамон вышел на улицу; я последовал за ним, стягивая на ходу льняной пиджак. Солнечный свет вдруг стал теплее, трава — мягче, все вокруг показалось лучше, чем еще минуту назад.

— Лови! — крикнул Дамон, застав меня врасплох. Я успел поднять руки и поймать мяч на уровне груди.

— А мне можно поиграть? — вдруг спросил женский голос.

Катерина. Одетая в скромное летнее платье-рубашку сиреневого цвета, с волосами, забранными в пучок на затылке. Я заметил, как идеально подходит к ее темным глазам блестящее голубое ожерелье с камеей, покоящееся во впадинке на шее, и представил себе, как, охватив пальцами нежные ладони, целую ее белое горло.

Я заставил себя оторвать от нее взгляд.

— Катерина, это мой брат Дамон. Дамон, познакомься с Катериной Пирс. Она гостит у нас, — напряженно проговорил я, глядя то на него, то на нее и пытаясь оценить реакцию Дамона.

Глаза Катерины смеялись, как будто ее невероятно забавляла моя церемонность. Дамон реагировал так же.

— Дамон, должна вам сказать, что вы такой же душка, как ваш брат, — сказала Катерина с преувеличенным южным акцентом. Несмотря на то, что это была расхожая фраза, которую могла бы произнести любая местная девчонка в разговоре с мужчиной, в устах Катерины она прозвучала слегка издевательски.

— Это мы еще посмотрим. — Дамон улыбнулся. — Ну как, братишка, позволим девушке сыграть?

— Я не знаю. А какие правила? — спросил я, вдруг почувствовав себя неуверенно.

— Да кому они нужны, эти правила? — сказала Катерина, широко улыбнувшись и мимоходом обнажив свои крепкие, идеально белые зубы. — Думаю, я все равно играю жестче.

В один прыжок она выхватила у меня мяч. Как и накануне, ее руки были холодны как лед, несмотря на жару. От ее прикосновения я ощутил во всем теле небывалый прилив энергии.

— Проигравший чистит моих лошадей! — прокричала она, и ветер разметал ее волосы.

Дамон посмотрел, как она бежит, затем сказал мне:

— Вот девушка, которая хочет, чтобы ее догоняли.

С этими словами Дамон оттолкнулся от земли и побежал. Его мощное тело неслось вниз по склону прямо к пруду.

Через секунду я тоже побежал, чувствуя, как свистит в ушах ветер. «Я догоню вас!» — вопил я. Я выкрикивал эту фразу много раз, когда мне было восемь, и я играл с девочками своего возраста, но сейчас я чувствовал, что ставки в этой игре высоки, как никогда прежде в моей жизни.

5

На следующее утро, едва проснувшись, я услышал от слуг Розалин ошеломляющую новость: на ее драгоценную собачку Пенни напали. Миссис Картрайт срочно вызвала меня к своей дочери, которую никак не могли успокоить. Я попытался утешить ее, но рыдания Розалин не утихали.

Все это время миссис Картрайт бросала на меня неодобрительные взгляды, как будто я должен был лучше стараться, успокаивая Розалин.

— У тебя же есть я, — хрипло повторял я одно и то же, только чтобы ее утешить. В ответ на мои слова Розалин обнимала меня, так горько плача на моем плече, что ее слезы оставляли на жилете влажную отметину. Я старался искренне сочувствовать ей, но меня раздражали эти капризы. К тому же я не вел себя подобным образом даже тогда, когда умерла моя мама. Отец не позволил.

Ты должен быть сильным, бойцом, говорил он на похоронах. И я был. Я не заплакал, когда через неделю после маминой смерти наша няня Корделия по рассеянности стала напевать французскую колыбельную, которую часто пела мама. И когда отец снял мамин портрет, всегда висевший в гостиной. И даже когда пришлось умертвить Артемис, любимую мамину лошадь.