Начало пути - [42]

Иван понимал, Васька ему завидует и видимо ненавидит. Он это чувствовал ещё в корпусе, когда его как одностаничника постоянно ставили Ваське в пример. И то, что Иван закончил юнкерское, а Васька нет, и теперь, когда он чудом избежав суда вернулся домой хорунжим, а Иван сотником… И в отношении Полины Васька наверняка тоже имел какие-то виды, но и тут ему поперёк дороги встал он, Иван Решетников.

17

В один из ясных июньских дней, которые летом в Бухтарминском крае случаются часто, когда коммунары разошлись по работам, на дороге из Усть-Бухтармы возникло небольшое облачко пыли, поднятое телегой запряжённой неказистой лошадёнкой. За спиной возницы сидел человек лет сорока, в картузе, пиджаке, косоворотке, кирзовых сапогах и с потёртым портфелем.

– Вон оне… Вишь где поселилися. Вона, где флаг, рядом палатка, то и есть ихний штаб, тама и председатель сидеть должон, – возница указывал кнутом в сторону лагеря коммунаров.

Человек в картузе соскочил с телеги и, помахивая портфелем, бодро зашагал к лагерю, а телега покатила себе дальше по дороге в сторону Зыряновска. Пройдя через ряды семейных палаток, меж которых на натянутых верёвках сушилось бельё, он беспрепятственно зашёл в штабную, где увидел сидящего за грубо сколоченным столом и корпевшего над какой-то бумагой председателя.

– Доброго здоровья! Вы будете председатель коммуны?… Позвольте представиться, страховой агент Бахметьев.

Грибунин с удивлением и подозрением воззрился на вошедшего:

– А как… как вы вошли? Эй, дежурный, почему в лагерь допущен посторонний!? – Василий кричал на улицу, где возле флага постоянно должен был находиться вооружённый наганом дежурный по лагерю. Но большинство коммунаров, никогда не служившие в армии рабочие оборонного завода, не знали воинской дисциплины и запросто могли во время дежурства отлучиться, как в данный момент. По этой причине столь подозрительный субъект, назвавшийся страховым агентом, никем не остановленный дошёл аж до самого председателя.

Не дождавшись дежурного и чертыхнувшись про себя, Грибунин обратил теперь своё недовольство на незваного гостя:

– Какой такой страховой агент? Что ты мне тут заливаешь, сейчас я тебя задержу, а потом выясним, кто ты есть, и кем сюда засланный, – с этими словами Грибунин достал из ящика стола уже свой наган.

– Спокойно, товарищ, – оглянувшись на вход, вошедший заговорил вполголоса. – Молодец, бдительный, а дежурного своего обязательно взгрей, эдак к тебе тут кто угодно зайдёт. Агент – это маскировка, вот мой мандат, – откуда-то из глубин своей одежды, то ли из под рубашки, то ли из под брюк, приезжий извлек сложенный кусочек клеёнчатой материи, развернул и достал небольшой лист бумаги.

Грибунин, по-прежнему держа гостя под прицелом, читал документ.

– Значит, вы Бахметьев Павел Петрович из Семипалатинского Совдепа… Что-то я вас не помню. Я в апреле в Семипалатинске был, почитай всех членов Совдепа видел, – с прежним подозрением буравил взглядом приезжего Василий.

– Товарищ Грибунин, я не являюсь легальным советским руководителем, более того, я не местный, два месяца назад приехал для ведения секретной партийной работы, откомандирован для помощи местным партийным органам. Меня и в области, и в уезде знают единицы особо доверенных товарищей. Именно потому, что меня тут никто не знает, я и отправлен с тайным заданием ввести в курс последних событий всех товарищей возглавляющих советские организации в такой вот глубинке. А события назревают к сожалению не очень хорошие. К вам я заехал ещё и потому, что вы во всей округе единственная организованная сила, которая может выполнить роль стержня, опоры советской власти здесь, в Бухтарминском крае.

Грибунин опустил револьвер, уперев его дулом в стол и вдруг хитро, недоверчиво подмигнул:

– Складно чешешь, да что-то не верится.

– Товарищ Грибунин, я не вру, и у нас нет времени выяснять, что, как и почему. Положение в последние две недели крайне осложнилось и я должен вас об этом оповестить, а потом ещё успеть к товарищам в Зыряновск. Поймите, положение в области и уезде более чем серьёзно. Третьего дня, когда я только прибыл в Усть-Каменогорск, тамошний Совдеп запрашивал Семипалатитнск с просьбой прислать пароход, чтобы эвакуировать всех коммунистов и их семьи. Со дня на день ожидается выступление казаков Усть-Каменогорской и близлежаших к городу станиц. Насколько я в курсе, в Семипалатинске тоже готовятся к эвакуации. Есть неподтверждённые сведения, что советская власть уже свержена в Томске, Павлодаре и Зайсане, рядом с Омском идут бои с контрреволюционными казаками из отряда, который возглавляет есаул Анненков…

Василия настолько ошарашило услышанное, что его подозрительно-насмешливое выражение быстро превратилось в растерянное. Гость говорил настолько естественно, просто, безо всякой рисовки, обыденно… отчего уже не возникало сомнений в его правдивости и информированности. Тем не менее, он не мог не выразить удивления:

– Постойте, как это свержена, прочему не защищались!? И почему из Усть-Каменогорска собираются эвакуироваться? У них же там отряд красногвардейский. Надо драться и подавить всю контру, – Грибунин убрал револьвер и в прострации сел на своё место, машинально предложив сесть и гостю. – Присаживайтесь… Ты уж извини товарищ. Как-то оно всё неожиданно, не таких вестей я ожидал. Ты же пойми, мы тут как в банке какой сидим, ни уезд, ни область не шлют никаких конкретных директив. Я каждую неделю мотаюсь в станицу на телеграф, ни одного распоряжения, будто все про нас забыли. А ведь нас сюда сам товарищ Ленин прислал. И потом, почему Омск не помогает никому, там же полно войск, красногвардейцы, матросы балтфлота.