Начало - [2]

— Ладно, будет тебе, — говорит Лютер. — Смотри, чтоб у самого волосы не повылезли. От меня-то ты чего хочешь?

— Просто заскочи к нему, убедись, что все в порядке. Молока ему там захвати, батон. Да, еще собачьи консервы. Но только, смотри, не дешевые. Спроси мясные кусочки в желе — он в своей собачонке души не чает.

— Что за народ эти старики, — вздыхает Лютер. — Согласны околевать от холода, лишь бы не кормить своих питомцев дешевкой.

Если бы мог, Рид пожал бы плечами.

Убийца идет пустынными ночными улицами — вдоль обсаженных платанами аллей, мимо домов с викторианскими террасами, бетонного здания муниципалитета, местных магазинов с темными окнами. Он минует церкви с выцветшими от времени отчаянными воззваниями на каменных фасадах: «Жизнь коротка. Проживи ее с молитвой!»

Убийца плотно сбит и мускулист. У него короткие волосы с аккуратным пробором. Одет в темную куртку и джинсы. За спиной рюкзачок для ноутбука, хотя никакого ноутбука там нет и в помине…

На забитую машинами парковку на Клейхилл-стрит, отчаянно пятясь задом, вползает малолитражка. Из-за руля выбирается молодая азиатка и, прижимая к груди сумочку, торопится к дверям своего дома. Краем глаза она замечает убийцу, но разглядеть его в темноте не может.

А убийца движется дальше. Размеренно шагая, он сворачивает на Бриджмен-роуд. Ступая по прихваченной инеем мостовой, доходит до дома под номером двадцать три — симпатичного викторианского особнячка с двойным фронтоном, укрывшегося за ржавыми воротами и буйно разросшейся изгородью.

Убийца открывает калитку. Та протяжно скрипит, но он не обращает никакого внимания: к этому звуку здесь давно привыкли.

Он проскальзывает в палисадник. Это небольшой, вымощенный камнем закуток, окруженный высокими кустами. В углу громоздится зеленый мусорный ящик на колесиках.

Оказавшись в тени дома, убийца какое-то время медлит. Здесь тихо и сумрачно, как в храме, в темных недрах которого потаенно вызревает будущее. Убийце кажется, что он стоит под огромным железнодорожным мостом, по которому на ураганной скорости, с жутким грохотом и пронзительным гудком мчится локомотив. Сейчас это проекция его внутренних ощущений — нарастающий гул и лязг, утробный вой громадного двигателя.

Он достает из кармана латексные перчатки, разворачивает их и с негромким щелчком натягивает на руки. Затем вынимает из другого кармана остроконечные плоскогубцы.

Чувствуя легкую дрожь в ногах, сворачивает за угол дома. Находит место, где водосточная труба спускается к квадратному пятачку слива, обрамленному скудным лондонским дерном. Здесь убийца опускается на корточки и у самой земли плоскогубцами перекусывает телефонный кабель. Спрятав плоскогубцы, он возвращается к входной двери. На этот раз из кармана извлекается набор разномастных ключей.

Сжав зубы, убийца с величайшей осторожностью вставляет в замочную скважину плоский ключ и медленно поворачивает. Дверь приоткрывается так, что он уже может протиснуть плечо. Тихо, еще тише…

Выждав мгновение, он просачивается внутрь, подобно струйке табачного дыма. За дверью на стене — встроенная пластиковая панель с тревожно мигающим красным огоньком. Убийца, не обращая на него внимания, проходит дальше, вдыхая запахи семьи Ламберт — их одежды, дезодорантов и парфюма, их стиральных порошков и освежителей воздуха, их тел, их секса…

Он входит в темную гостиную, снимает рюкзак. Сбрасывает куртку, складывает ее и кидает на тахту. Расстегивает рюкзак, достает бахилы и натягивает поверх ботинок. Затем влезает в комбинезон, поднимает трикотажный капюшон и какое-то время стоит так, похожий на белесый призрак в тонких резиновых перчатках.

Убийца снова лезет в рюкзак н вынимает оттуда инструменты: тазер[1], серебристый моток клейкой ленты (один краешек загнут для удобства), скальпель, нож для резки напольных покрытий. На дне рюкзака лежит свернутое рулончиком флисовое одеяльце с сатинетовой оторочкой. Убийца раскладывает одеяльце на тахте и вглядывается в слабо мерцающий во тьме бледный прямоугольник.

Он чувствует, что его душа будто отделяется от тела и плавно взмывает вверх. Он словно парит над самим собой, отстраненно наблюдая, как его физическое тело начинает подниматься по лестнице. Тихо, очень тихо… Минуя пятую ступеньку, убийца наконец воссоединяется с самим собой и ступает в темень и мрак.

В вестибюле Лютер коротает время, листая потрепанный желтый журнальчик. Какой-то бродяга с грязно-седыми дредами вопит в дальнем углу. Не совсем понятно — то ли костерит Бога на чем свет стоит, то ли пытается доказать, что он сам и есть Господь Бог.

Рид, прихрамывая, выходит в четвертом часу утра. Лютер берет его пальто и помогает избитому пройти через двери главного входа, озаренного резким светом. Они пересекают мокрую от дождя парковку и садятся в видавший виды «вольво». Лютер доставляет Рида в Кен-тиш-таун, в его двухкомнатную съемную квартирку на последнем этаже. Здесь пустовато и неопрятно — не жилье, а времянка. Все квартиры, в которых когда-либо жил Рид, оказывались не более чем такими вот времянками.

Лютер знает, что Рид тоскует по настоящему дому и большому саду с батутом, на котором резвилась бы орава ребятишек — его собственных, их друзей, друзей их друзей, родни и соседей. Рид мечтает о тесной дружбе со всеми, о воскресных дневных посиделках в пабе, о вечеринках для всей улицы, на которых он сам, в смешном фартуке, жарил бы колбаски на углях. Рид представляет себе, как его обожали бы дети, а он обожал бы их. Риду тридцать восемь, он сменил четырех жен, и у него нет детей…