Начало - [75]

– Хорошо, – рыком выдаёт Джузеппе, – если через час мы не выполним задачу, нас накроет прямо во дворце плотным огнём корабельной артиллерии и авиационным налётом. Приказ я отдам. Нам не нужно, чтобы командование противника выжило.

– Я пока организую плащи. – Молвит один из искупителей и снимает со спины коробковидный стальной рюкзак, в котором стал рыскать.

– Данте, ты с нами?

– Рана. Я и хожу еле как.

К Данте, отдавая звон каблуками, быстро подошёл Примас-искупитель. Из его ладони мелькнул тонкий шприц тут же годивший юноше в одну из вен на руке, пройдя сквозь равную ткань.

– Через пять минут твои жизненные органические системы потеряют чувствительность к боли, и ты сможешь действовать, как полноценная боевая единица.

– Отлично, минут пять на подготовку, затем выдвигаемся. – Прогремел Крестоносец и удалился.

Юноша ковыляет в сторону и проверяет себя. Каска в трещинах и вмятинах, маска на лице готова расколоться, а визоры, обеспечивающие действие таких функций, как тепловизор и ночное видение, скоро выйдут из строя. Пластины на груди вот-вот разлетаться на части под шквальным огнём, а все остальные части брони рвутся и мнутся с такой силой, что ещё чуть-чуть и они разваляться прямиком посреди боя. Медленно, но верно всё приходит в упадок. Вся одежда вымокла от дождя, но местами липкая от крови.

Рука парня касается карманов и рыщет обоймы для пистолета. В руках только он и остался, не считая гладия. Длинный, с прямой ручкой, обтянутой резиной, выкрашеный в чёрный цвет, этот пистолет являет собой смесь надёжности и убийственности, так как в состоянии пробить лёгкий бронежилет. Глушитель давно убран, за ненадобностью.

Глаза Данте смотрят на плоды дел рук своих. Некогда произведение городского искусства, сейчас же развалины былого самомнения, заваленные сотнями тел, залитые кровью людей.

– Боец, – звучит сзади механический голос, – повернись.

Данте оборачивается и видит перед собой Примас-искупителя. В его руках две плазменные винтовки, по винтовке в руке. Смотря в его полыхающие синим цветом диоды, стоящие вместо глаз, юноша не может разглядеть душу. В голове парня мелькнул старый афоризм: «глаза – зеркало души». Но если вместо них два электрических светящихся безжизненных фонаря, то, что тогда можно считать душой? «Разве в них ещё есть душа?» – задаёт себе вопрос Валерон.

– Что-то не так?

– Устал просто, господин Примас-искупитель. – Тяжело даёт ответ юноша. – Вы что-то хотели?

– Мною замечено, что у вас нет в наличии поражающего устройства, которым можно вести эффективные боевые действия. – Безжизненно, звеня металлическими «голосовыми связками», говорит «Киберарий». – Возьмите нашу импульсную винтовку «Гнев Солнца». Объёма её магазина хватает на сотню выстрелов. – «Киберарий протягивает одну из винтовок и всовывает ещё один магазин, похожий на серебряный вытянутый баллончик.

– Благодарю, господин.

– Вашу нервную систему что-то беспокоит? – Безжизненно звучит вопрос.

– Откуда вы это взяли, господин?

– Я наблюдал за вами. Мои датчики уловили у вас повышенное сердцебиение, дрожь голоса, а так же несколько других показателей, судя по которым с вами не всё в порядке.

– Так вы же мне что-то вкололи, – с натужной улыбкой, выдавленной по рефлексу защиты, оправдывается юноша, – вот меня и мотает.

– Исключено. Препарат «ЗО-12» не может вызывать таких изменений, какие возникают при сильном волнении. Скажите, воин, что вас беспокоит.

Губы парня не торопятся выдавать мысль и суть. Он стоит молча, оценивая достоин ли «Киберарий» того, чтобы ему рассказали. Мысли Данте отступнические и неизвестно, как их расценит тот, кто пытается выслужиться перед новыми хозяевами. Но всё же жажда выговориться, усталость и негодование берут верх над молодым рассудком.

– Хорошо. – Выдыхает Данте. – Меня беспокоит судьба тех людей, которые тут живут. Немало уже погибло от наших рук и скольким ещё суждено умереть?

– Как вас зовут?

– Данте.

– Вы рассуждаете, как поэт, как писатель, романтик, меценат или просто человек с большим сердцем. – Голос Примас-искупителя неожиданно мелькнул нотками человечности. – Я вас раньше бы может и понял. Но вы Данте, прежде всего воин, и приоритетными мыслями должны быть помышления о благе государственной машины.

– Но как нас запомнят? Эти граждане, которые сегодня падут жертвами воины, они ни в чём не виноваты. Они тут жили, как дети. – Парень убрал пистолет в кобуру и только тогда продолжил. – Они не видели всего того ужаса, который я пережил на родине. – Секунды молчания и томления сменились слишком человечной репликой для воина. – Мне их жаль.

– Это ваш первый и самый эмоциональный взгляд. Осторожнее с ним, ибо определённые шестерни имперского механизма смогут расценить ваши слова, как предательство и ликвидировать вас. – Вторая винтовка легла в обе руки «Киберария» и тогда он, смотря прямиком в глаза Данте, продолжил. – Пропустите ваши мысли сквозь логический фильтр критического мышления. Задайте себе вопрос: все ли граждане вели такой образ жизни, как вы говорите? Все ли они «как дети»?

– Нас запомнят, как террористов, разоривших цветущий мир. Нас запомнят, как убийц невинных людей, принёсших только слёзы и горе. Разве мы лучше тех, кого свергаем?