Начало гражданской войны - [177]

11 апреля. Сформировавшиеся здесь под негласным покровительством и на денежные субсидии Хорвата отряды спасителей родины, под фирмами Семенова и Орлова, по моему мнению, самые анархические организации, так как для них не существует никаких законов, и слушаются они только тех, кто дает им деньги, и до тех пор, пока дает и пока имеет возможность так или иначе наступить им на хвост; последние случаи очень редки, так как ни власти, ни силы у дающих нет, и условное повиновение приобретается только подачками и уступками.

По внешности власть как-будто принадлежит Хорвату, но тот совершенно заблудился в разных комбинациях и компромиссах, вплоть до желания — весьма реакционные желания осуществить и демократический капитал-невинность сохранить.

Он продолжает свою дряблую, компромиссную политику, стараясь всех примирить и все уладить без углов, обострений и взрывов, при помощи уговоров, убеждении и прочих словесных тонкостей.

Но то, что было очень подходяще в сложных отношениях с китайцами, с приамурским начальством и с петербургским правлением, никуда не годится при современном положении; получается какое-то микроскопическое и столь же ничтожное повторение керениады, только по другому меридиану. Организации распустились, признают только право силы и очень хотят сами стать этой силой и поступать так, как им приятно и выгодно; первым делом всем хочется господствовать над Харбином и над самим Хорватом, долженствующим быть только курицей, несущей им золотые яйца.

А при характере и решительности Хорват мог стать действительной властью и скоро привести все здесь в порядок, но «рожден кто ползать — летать не может…»

Уходить из Харбина никто не хочет и не собирается, предпочитая ничего не делать и весело жить. Семенова всячески поддерживают японцы и французы, или, вернее, их местные представители — капитаны Куроки и Пеллио; попав в таких чинах в вершители местных судеб и в своего рода американские, богатые всякими возможностями дядюшки, эти иностранцы, умело угощаемые и умело чествуемые, видят только внешний порядок, козырянье и внешнюю дисциплину и неспособны разобраться в духовной, идейной стороне всего происходящего. Внутренней гнили они не видят или не хотят видеть и не в состоянии трезво, спокойно, проникновенно заглянуть в русское будущее.

Для возглавления всех отрядов сюда выписали Плешкова, но ничего путного от этого не получилось; была одна дряблая бесхарактерность, а теперь стало их две, схожие еще и в том, что у обоих экстерьер великолепный и внушительный, и что оба в обхождении милы, обворожительны.

Не слушали Хорвата; так же не слушают и Плешкова и их обоих вместе, — совсем то же, что на фронте, только что не дерутся и не убивают. Вчера организация полковника Орлова арестовала подполковников Никитина и Сулавко; Хорват и Плешков приказали их освободить, а Орлов и его банда приказа не слушают — совсем большевики sauce royale[141]. Разве при такой закваске возможны какие-нибудь прочные и благодетельные последствия. Внутренняя дисциплина всегда была у нас не особенно крепка, и сохранялась только в виде esprit du corps[142] в лучших частях нашей армии; революция же с ее экспериментами рассосала последние остатки этого драгоценного качества… и в этом-то весь ужас нашего положения; нужны решительные крепительные средства, а их нет. Семеновцы бросили даурский фронт и отошли на ст. Манчжурию; офицеры, ушедшие из Семеновского отряда по невозможности мириться с происходящими там безобразиями, рассказывают, что, стоя на Даурии, чины отряда пьянствовали, охранения и разведки не было; когда услыхали, что большевики обходят их с юга, то удрали, бросив целый поезд с запасами продовольствия и снаряжения.

В общем, однако, шило лезет из мешка, и в Харбине начинают разбирать, каких беспокойных утят высидела здесь хорватская курица; усидчивость спасителей по части кабаков, швырянье денег, скандалы, заставляют задумываться даже коммерсантов, подкармливавших организации, насчет того, куда идут их деньги, и правильно ли они помещают свой капитал.

Нельзя спорить против того, что офицерам надо помочь, надо дать средства существования, но все это в минимальном размере; здесь же зеленой, неустойчивой и уже хватившей революционного развала и хмеля молодежи дают по 200 руб. в месяц на всем готовом; рассказывают даже, что, во избежание скандалов, дежурные по отрядам офицеры получают авансы, чтобы расплачиваться с извозчиками, привозящими в казармы господ офицеров. Занятий в отрядах нет, молодежь бесится, никто ее не сдерживает, и развал неудержимо прогрессирует.

Многие командиры сознают это, но бессильны что-либо сделать; на замечание (не говоря уже о попытке наложить взыскание), получается обыкновенно доклад подчиненного о переходе в другую организацию.

Сейчас здесь на-лицо следующие власти: 1) Хорват, считающийся наследником всех русских законных властей по званию главноначальствующего в полосе отчуждения К.-В. железной дороги; сейчас в Харбине идет тайная кампания, чтобы выдвинуть Хорвата на пост диктатора русского Дальнего Востока, при чем уверяют, что эта идея поддерживается японцами. Не все ли равно, какая вывеска будет на Хорвате; ведь он останется тем же бессильным главноуговаривающим, неспособным даже справиться с образовавшимися здесь офицерскими организациями, барахтающимся среди разных компромиссов и танцующим какой-то чрезвычайно пестрый танец.