Начало - [20]

Не сразу, но происходящее на экране все же привлекло его внимание: где-то на летном поле стоял большой пассажирский лайнер; в свете прожекторов он выглядел как безделушка из слоновой кости на черном бархате в витрине ювелирного салона. Сетракян надел очки в темной роговой оправе, которые висели у него на груди, и прищурился, чтобы прочитать бегущую строку внизу экрана. Чрезвычайная ситуация. Причем совсем недалеко – на противоположном берегу реки, в аэропорту имени Джона Кеннеди.

Старый профессор смотрел, слушал и снова смотрел, не в силах отвести глаза от самолета. Одна минута превратилась в две, затем в три, комната вокруг перестала существовать. Сетракян словно впал в ступор. Но нет, это был не ступор – профессор просто окаменел от ужаса, слушая новости. Ложка с супом замерла в руке, забывшей про тремор.

Телевизионная картинка с недвижным самолетом на летном поле – картинка, маячившая перед стеклами его очков, – была словно видение будущего. Суп в миске остыл; поднимавшийся над ним парок истаял и сгинул навсегда; отломленный кусочек ржаного хлеба остался несъеденным.

Он так и знал.

Тук-тук-тук.

Старик знал…

Тук-тук-тук.

Изуродованные руки пронзила боль. То, что Сетракян видел перед собой, не было зловещим предзнаменованием. Это было само вторжение. Акт войны. То, чего он ждал. То, к чему готовился. Готовился всю жизнь, вплоть до этого самого момента.

Поначалу Авраам даже испытал облегчение: тот ужас снова явился в мир, однако он-то, Сетракян, жив; он не умер раньше времени; пусть в последнюю минуту, но у него появился шанс отомстить. Облегчение было мимолетным – оно мгновенно уступило место острому, мучительному, словно боль, страху.

Слова сами сорвались с губ вместе с легким парком дыхания:

– Он здесь… он здесь…

Прибытие

Ремонтный ангар авиакомпании «Реджис эйрлайнс»

Поскольку рулежную дорожку аэропорта имени Джона Кеннеди следовало освободить, самолет со всем содержимым отбуксировали в длинный и просторный ангар компании «Реджис эйрлайнс». Это произошло примерно за час до рассвета. Все люди на летном поле молчали, когда безжизненный 777-й, полный мертвых пассажиров, катился мимо, словно гигантский белый гроб.

Как только под колеса подложили колодки, обеспечив неподвижность самолета, бетонный пол вокруг него начали застилать черным брезентом. Часть ангара между левым крылом и носовой частью самолета огородили ширмами, позаимствованными в ближайшей больнице, – это была зона изоляции. Впрочем, и весь самолет был изолирован в ангаре, как труп в колоссальном морге.

По требованию Эфа Управление главного судебно-медицинского эксперта Нью-Йорка прислало нескольких старших судмедэкспертов из Манхэттена и Куинса, которые привезли ящики с резиновыми мешками для трупов. УГСМЭ – самое большое в мире судебно-медицинское учреждение – имело немалый опыт в делах такого рода, когда в катастрофах одновременно погибало множество людей, и его специалисты помогли грамотно организовать процесс извлечения трупов из самолета.

Сотрудники Портового управления Нью-Йорка, одетые в скафандры биозащиты, первым вынесли тело воздушного маршала. Как только мешок с трупом появился в люке над крылом, офицеры, выстроившиеся внизу, вскинули руки в военном приветствии. Затем люди в скафандрах с немалыми трудностями вынесли трупы пассажиров, сидевших в первом ряду. Освободившиеся кресла демонтировали, извлекли из самолета, и в салоне образовалась площадка, на которой стало удобнее упаковывать трупы. Каждый мешок с мертвым телом привязывали к носилкам, после чего спускали с крыла на застеленный брезентом бетонный пол ангара.

Процедура была длительной, размеренной и оттого особенно жуткой. В какой-то момент, когда на бетоне лежало уже около тридцати мешков, один из сотрудников управления, принимавших носилки внизу, внезапно отшатнулся и двинулся прочь от самолета, постанывая и хватаясь руками за шлем. Двое коллег подскочили к нему, но он отшвырнул их на ширмы, и те попадали, образовав брешь в границе изоляционной зоны. Возникла паника. Люди стали разбегаться, уступая дорогу офицеру, возможно отравившемуся неизвестным газом или заразившемуся непонятной болезнью, а тот шел к выходу из этой огромной металлической пещеры, пытаясь на ходу освободиться от защитного костюма. Эф настиг его на бетонной площадке перед ангаром. Офицер застыл на месте, словно остановленный светом давно поднявшегося солнца. Он отбросил шлем и принялся сдирать с себя верхнюю оболочку, как если бы это была кожа, внезапно ставшая тесной. Эф обхватил мужчину. Тот вывернулся и медленно осел на землю; по его щекам бежали слезы, смешанные с потом.

– Этот город… – зарыдал мужчина. – Этот чертов город…

Позднее выяснилось, что он работал на разборе завалов, оставшихся от башен Всемирного торгового центра, в первые, самые жуткие недели после катастрофы – сначала как спасатель, потом как поисковик. Призрак 11 сентября витал над многими сотрудниками управления; нынешняя картина ужасающей массовой гибели оказалась выше сил этого офицера – призрак обрушился именно на него.

Оперативная группа аналитиков и следователей Национального совета по безопасности на транспорте прилетела из Вашингтона на самолете «Гольфстрим», принадлежащем ФАУ. Им предстояло опросить всех вовлеченных в «инцидент» на борту рейса 753 авиакомпании «Реджис», задокументировать, как вел себя самолет в последние минуты перед отказом оборудования, и изъять «черный ящик», а также речевой самописец, находящийся в кабине экипажа. Следователи из департамента здравоохранения штата Нью-Йорк тоже хотели прибрать к рукам всю информацию, но группа ЦКПЗ уже во многом опередила их, а Эф и вовсе отказался принимать их притязания на юрисдикцию в данном вопросе. Он понимал, что его команда – главная сила, способная остановить распространение возможной инфекции, и, чтобы работа шла правильно, руководство должно оставаться за ним.