Начальник острова Врангеля - [16]

— Выгрузка! — звучит команда.

Шлюпка за шлюпкой торопятся к острову. Первые пассажиры — эскимосы и их собаки. На берег летят части яранг, свернутые шкуры.

Собаки с радостным лаем рассыпались по берегу, а потом сцепились в огромный яростный клубок. Иерок длинной палкой с трудом разогнал их.

Быстрее, быстрее, быстрее! Миловзоров все чаще посматривает на льды.

В шлюпке плывет бык, он протяжно мычит.

Эскимосы собрали яранги, над ними вьются дымки.

Розовая свинья пытается выпрыгнуть из шлюпки, ее хватают сразу трое матросов.

Взмыл в небо гидроплан. За штурвалом — Кальвица, пассажиром летит Ушаков. Надо глянуть с воздуха на землю, которую предстоит обживать.

Поднимаются стены дома, на берегу — целая гора продуктов, снаряжения. Матросы помогают строителям закончить крышу.

— Пора, — говорит озабоченный Миловзоров. — Больше задерживаться нам нельзя.

Ушаков прекрасно понимает его. Зачем рисковать пароходом? Ничего, остальное они сделают сами. И печи сложат, и окна, двери сделают, и склад соберут.

— Да, вам пора, капитан, — с грустью отвечает Ушаков.

Они спускаются в кают-компанию. Белые скатерти, несколько бутылок вина. Тост за удачную жизнь на острове, тост за благополучное возвращение «Ставрополя» во Владивосток. Последние рукопожатия. Не хочется покидать пароход. Ведь скоро эти люди будут в родных краях, увидят близких, друзей, вернутся к привычной жизни…

Нет, не стоит об этом думать. До свидания!

«Ставрополь» медленно разворачивается и выходит из бухты. Гудки, гудки… С берега отвечают выстрелами.

Все. Пароход скрылся из глаз.

Вечером на берегу долго горит костер.

О чем-то вздыхают женщины. Искры танцуют в сумеречном небе. Мужчины молча смотрят в огонь. Тихонько взвизгивает во сне лайка. Набегает на берег волна.

— «Ставрополь» скоро подойдет к Чукотке, — негромко говорит Савенко.

— Давайте забудем о пароходе, — предлагает Ушаков. — Его нет и не было. Есть только остров Врангеля и пропасть работы.

Ночью в палатках очень холодно. Могут замерзнуть продукты, для них нужно построить склад. Но пока главное — дом. Достраивают его все, даже эскимосы.

Дело продвигается быстро, и двадцать пятого августа, ровно через десять дней после ухода «Ставрополя», в доме затоплены печи. Пора распаковывать вещи.

Ушаков не ожидал, что распаковка его вещей вызовет такой интерес у эскимосов. На книги они почти не обратили внимания. Зато поразились фотоаппарату. Внимательно рассматривали его, заглядывали в кружочек объектива.

Ушаков пожалел, что фотоаппарат не заряжен. Но он все-таки взвел затвор, направил аппарат на Нноко и щелкнул. Тот отскочил в сторону.

— Ты стреляешь, умилек?

— Как ты мог подумать, что я выстрелю в тебя?

— А что ты делаешь?

— Фотографирую. Вот через эту дырку ты попадешь внутрь ящика. Потом окажешься на бумаге.

Все недоверчиво покачали головами.

— Умилек. Мы тебе верим, когда ты говоришь про другое. Нноко не может пролезть в эту дырку.

— Позже вы увидите, что я говорю правду. В ящик попадет не сам Нноко, а его изображение. Ивась, объясни им, пожалуйста, что такое фотография.

Павлов долго говорит что-то по-эскимосски. Наверное, обсуждение фотоаппарата продолжалось бы еще час или два, если бы Ушаков не вынул из чемодана игрушку — гуттаперчевого пупса.

— Кай! — удивились эскимосы. — Кай! Кай!

Игрушка переходит из рук в руки. Нанаун, стройный подросток, даже попробовал ее на зуб.

Новая вспышка удивления — глобус. Ушаков сказал:

— Это земля.

— Какая земля? — спросил Кивъяна. — Оттуда, где ты жил?

— Наша. Общая. Мы живем на круглой земле. Она вот такая. Только очень-очень большая. Видите, какая маленькая Чукотка? А это остров Врангеля.

Все молчат. Дружно достают трубки, табак.

— Умилек! — нарушил молчание Аналько, — Если бы земля была круглая, мы упали бы с нее.

— Да, да, — подтвердили остальные.

— Ты говоришь, это земля, — опять важно сказал Аналько. — Хорошо. Пусть мы поверили тебе. Ты много знаешь. Тогда скажи, как люди ходят вот здесь? — Аналько ткнул трубкой под низ глобуса, — А? Там что, ходят вверх ногами?

Эскимосы весело засмеялись. Аналько был очень доволен своим вопросом.

— Нет, вверх ногами никто не ходит. Земля большая, мы не замечаем, что она круглая. Здесь, здесь и здесь, — Ушаков дотрагивается до разных точек глобуса, — ходят нормально.

— Ты умный, умилек, — дипломатично говорит Аналько. — Пусть земля будет шаром, если тебе нравится.

— Пусть, — соглашаются остальные. Никто не хочет обижать своего начальника.

Эскимосы расходятся. Ушаков сидит среди груды вещей.

Он думает о детях эскимосов. Их будет учить Павлов. Они научатся писать, узнают о других планетах, они уже не станут верить в бога и черта. Иерок, Кивъяна, Аналько, Пикали — это сегодняшний день острова Врангеля. Таким, как подросток Нанаун, принадлежит будущее.

В одиночестве Ушаков сидит долго. Потом встает и выходит на улицу.

Уже вечер. Звезды блестят в черном небе. Ушаков разрубает большие куски мяса и кормит собак. Теперь у него своя упряжка. И надо научиться ездить на них, как эскимосы. Всем им придется учиться друг у друга.

Вечерний воздух чист и холоден. Даже слишком холодно для последних августовских дней. Ушаков идет к ручью и видит: тот покрыт тонкой корочкой льда. От одной только мысли, что ночью мороз усилится, ему вмиг становится жарко. Тогда погибнут привезенные из Владивостока картошка, лук, чеснок. Нужно спасать продукты.