Начала любви - [134]
Не скрою, мне было весьма горько услышать просьбу об оставлении России и возвращении на родину...»
— «Просьбу»! — с непередаваемым сарказмом сказала её величество. — Я прямо испросилась вся!
— «...тем более что просьба эта была передана мне в очень грубой форме. Но моё уважение к Вам и моя любовь столь велики, что, подобно смиреннейшему из Ваших подданных, я не посмела ослушаться и с печалью в сердце вынуждена была подчиниться. Уехав, так и не повидавшись с Вами, я задавала и ныне не перестаю задавать себе вопрос: «За что?» Ведь обращая на меня свою немилость, Вы тем самым ставите под удар супругу Вашего дражайшего племянника и самого великого князя и наследника престола. Вы... опытны, без сомнения. (На самом деле у Иоганны было написано: «Вы уже немолоды и опытны», однако первую часть фразы Бестужев счёл за благо не зачитывать вслух.) И, подобно всем опытным и прозорливым людям, не можете не понимать, что в моём лице Вы лишились преданнейшей подруги и слуги, для которой одного только Вашего «умри» было бы достаточно, чтобы пойти и умереть...»
— Ладно, — императрица прервала чтение. — Я так чувствую, это надолго. Видимо, у неё деньги на исходе, потому и пишет столь красиво. Я уже давно заметила, когда с деньгами туго, люди начинают говорить или писать так выразительно, что и не всякий поэт так сумеет. Слушай, а хочет-то она от меня чего?
— Назад сюда просится.
Её величество даже рассмеялась:
— Думала, что она наглая, а ведь она прямо-таки свински наглая. Эта дура ещё заглазно пеняла мне якобы моей кровожадной натурой. Да будь я и в самом деле кровожадная...
— Отдали бы её на растерзание волкам? — с учтивой вопросительностью подсказал канцлер.
— Ну, что-нибудь в таком роде, — согласилась императрица. — Кстати, а почему волкам? Ты что же, волков не любишь?
— Я женщин люблю, — признался Бестужев, безошибочно угадав игривый тон Елизаветы и потому рассудивший, что самое время перевести разговор в более фривольное русло.
— Только не говори, ради Бога, что любишь женщин таких, как я. Мне всё это говорят, а я никому не верю.
— Нет, ваше величество, других люблю.
— Ну ты нахал! — восхищённо сказала она.
— Так вы ж сами только что...
— Мало ли! А ты должен был сказать, как мужчина. Достойно должен был ответить. А ты сразу наглеть начал.
— Что да — то да, видит Бог.
— А если других любишь, чего же ты тогда со мною любовь крутил, а? Чего же крутил, канцлер? — вкрадчиво, почти что нежно спросила императрица.
— Помилуйте, лет-то сколько прошло...
— А тогда, значит...
— Любил, как Бог свят, любил.
— Да не боись ты, Бестужев, не видишь разве, я добрая сегодня. Иначе стала бы твои выходки терпеть. В бытность вице-канцлером ты, между прочим, такого со мной не позволял.
— Ваше величество...
— Да ладно тебе... Я ведь насквозь таких, как ты, вижу. Но сегодня ты не боись, я добрая сегодня. Могу даже разрешить принести мне холодного морсу. Чего сидишь? Иди, говорю, и принеси, не серди меня, канцлер.
И когда Бестужев, почувствовав, что зашёл слишком далеко в разговоре с императрицей, проворно вскочил, она задержала его:
— Сам-то не тащи. Там мальчик сидел напротив тебя, белокурый такой, вот он пускай и принесёт.
— Салтыков, ваше величество?
— Я же объяснила, светленький такой, симпатичный, смущался отчего-то весь вечер.
— Ну, — подтвердил Бестужев. — Сергей Салтыков, сынок Василь...
— Не томи. Зови сюда, уж я как-нибудь разберусь, Сергей или не Сергей.
— Слушаюсь, ваше величество. — Канцлер послушно отправился исполнять приказание, нимало не смутившись его содержанием; когда речь заходила о её величестве, Алексей Петрович Бестужев не считал зазорным для себя выполнить любую просьбу. Не доходя до дверей, он приостановился. — Ответ, я не спросил ведь, ответ какой-нибудь немке нужен.
Её величество так красноречиво на него глянула, что и говорить ничего более не понадобилось.
3
Не вполне твёрдым шагом великий князь вышел из кареты и, опираясь на руку Екатерины, пошёл к дверям Летнего дворца. Дневная пощёчина была Петром напрочь позабыта, вытеснена из памяти другими событиями вечера, который получился таким удачным. Если обыкновенно его высочество оказывался на периферии, оттесняемый более говорливыми и более нахрапистыми людьми, то сегодня, едва ли не впервые со свадебных, годичной давности, торжеств, он вновь почувствовал себя в центре внимания. И выходило как-то так, что раз он сказал — получилось к месту и, главное, смешно. Потом ещё что-то сказал, ещё и вроде как даже ощутил подобие окрылённости. Давно не посещавшее великого князя тихое восторженное состояние было ещё более усилено вином. Так что к концу вечера он был в прекрасном расположении духа и, сколько ни поглядывал на тихо сидевшую подле жену, сколько ни напрягался в отыскивании того, что может в ней раздражать, так за весь вечер ничего и не отыскал. В какой-то пустяковый момент Пётр даже погладил её по руке, заметив, как Екатерина вскинула на него и сразу же опустила глаза.
За столом было несколько десятков гостей, но весь вечер её высочеству не давал покоя светловолосый, чуть нахальный мужчина лет двадцати с небольшим; он сидел по другую сторону стола, отделённый блюдами, вазами, графинами, и почтительно внимал Бестужеву, а когда канцлер с императрицей удалились из залы, принялся жадно и красиво есть. Мало кто из мужчин при дворе умел есть красиво, и великая княгиня с удовольствием поглядывала на него, рассчитывая позднее найти предлог и познакомиться. И хотя насытившийся мужчина затем куда-то исчез, Екатерину не оставляла весь вечер приятная взволнованная приподнятость, сродни той, что являлась, стоило лишь перед сном вспомнить о графине Бентинген и светлых днях того давнишнего и невозвратного теперь года. По дороге домой Екатерина пыталась разобраться, что же именно столь благотворно могло подействовать на неё, и не находила разгадки. Прикемаривший муж с определённым интервалом приваливался к её плечу — и эти прикосновения отвлекали. Да, конечно, ей очень нравились светлые волосы, особенно у мужчин (блондинки почему-то выглядели всегда непристойно), только ведь всякие волосы должны быть ещё и лицом подтверждены. Когда, например, поддавшись на опасные уговоры Маши Жуковой, которая знала все её секреты и переживала за госпожу, пожалуй, даже больше, чем Екатерина переживала за себя, — так вот, когда, поддавшись на уговоры, великая княгиня позволила служанке познакомить её с «кавалером» (как называла Маша всех дееспособных мужчин) и когда перед Екатериной предстал Захар Чернышов — там было на что посмотреть. Суть не в том, что великая княгиня испугалась организованного по её же соизволению тайного свидания до такой степени, что через считанные минуты, к вящему огорчению Жуковой, отослала Чернышова восвояси: как раз потому и испугалась, что перед ней в полутёмной комнате с зашторенными окнами оказался вдруг совсем близко даже как бы не живой мужчина, сдержанный, уверенный в движениях, с подозрительно горящими глазами, — но этакий собирательный образ из доверительных рассказов Маши Жуковой. Великая княгиня сразу представила себе, что такой вот мужчина может и не посмотреть, что перед ним дама высокого звания: действительно заломает руку, швырнёт на кушетку, да ещё и прав будет. Не сам ведь он сюда напросился, его же как-никак пригласили, незаметно провели в эту комнату, и если её высочество стесняется — так на то ведь он и нужен.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Главные герои романа – К. Маркс и Ф. Энгельс – появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 – 1849 годов. Мы видим великих революционеров на всем протяжении их жизни: за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с противниками, в заботах о текущем дне и в размышлениях о будущем человечества – и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров, людьми мысли, принципа, чести.Публикации автора о Марксе и Энгельсе: – отдельные рассказы в периодической печати (с 1959); – «Ничего, кроме всей жизни» (1971, 1975); – «Его назовут генералом» (1978); – «Эоловы арфы» (1982, 1983, 1986); – «Я все еще влюблен» (1987).
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.
Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.
Василий Васильевич II Тёмный был внуком Дмитрия Донского и получил московский стол по завещанию своего отца. Он был вынужден бороться со своими двоюродными братьями Дмитрием Шемякой и Василием Косым, которые не хотели признавать его законных прав на великое княжение. Но даже предательски ослеплённый, он не отказался от своего предназначения, мудрым правлением завоевав симпатии многих русских людей.Новый роман молодого писателя Евгения Сухова рассказывает о великом князе Московском Василии II Васильевиче, прозванном Тёмным.
Новый исторический роман известного российского писателя Бориса Васильева переносит читателей в первую половину XIII в., когда русские князья яростно боролись между собой за первенство, били немецких рыцарей, воевали и учились ладить с татарами. Его героями являются сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав Всеволодович, его сын Александр Ярославич, прозванный Невским за победу, одержанную на Неве над шведами, его младший брат Андрей Ярославич, после ссоры со старшим братом бежавший в Швецию, и многие другие вымышленные и исторические лица.
Роман Раисы Иванченко «Гнев Перуна» представляет собой широкую панораму жизни Киевской Руси в последней трети XI — начале XII века. Центральное место в романе занимает фигура легендарного летописца Нестора.
Первый роман японской серии Н. Задорнова, рассказывающей об экспедиции адмирала Е.В.Путятина к берегам Японии. Николай Задорнов досконально изучил не только историю Дальнего Востока, но и историю русского флота.