— Скорая!
Бабка продолжала размахивать руками в такт только ей слышимой музыке. Было страшно смотреть на лицо, перекошенное ужасом. Изо рта капали слюни.
Бабку силой уложили, сделали укол. Во сне она улыбалась и прижимала к себе пивную кружку.
Дочь плакала, сморкалась в грязное кухонное полотенце и рассказывала молоденькой докторше, как несколько лет назад её мать, полная сил и жадная до впечатлений, гуляла по улицам Страсбурга, где некая госпожа Троффеа вдруг начала танцевать. К ней присоединились все, кто находился рядом. Танцующих не могли вывести из этого состояния около шести дней. Некоторые умерли от сердечных приступов и переутомления. Мать долго лежала в больнице с диагнозом эпилепсии, а домой вернулась инвалидом.
Докторша посмотрела на часы, погладила Нину по руке, выписала всем пить три раза в день валерьянку и ушла.
5. Знакомство голой и в халате
Кира вышла из квартиры и захлопнула дверь. Звук выстрелил, рассыпался по этажам и затих.
Холод медленно полз по ногам, покусывал бёдра, гладил шершавыми ладошками плечи и свернулся клубком в районе лопаток.
Девушка приготовилась спускаться вниз, но увидела, как в замочную щель на неё смотрит глаз.
Кира подошла, нагнулась и посмотрела в щель. Глаз замигал. Исчез, но снова появился.
— Здравствуйте, -тихо сказала Кира.
Глаз мигнул, но молчал.
— У меня есть конфета. Хотите?
Глаз пропал. Дверь медленно и бесшумно открылась. На пороге стояла бабка. Все соседи знали её историю. В шутку называли Танцующей Чумой, в гости не ходили, боялись заразиться. Кира представляла её совсем другой и с интересом рассматривала. Хрупкая старушка в длинной ночной сорочке с вышитыми красными маками по подолу и рукавам. На голове маленькая черная шляпка, в руке кружка с танцующими аистами.
— Конфета где? — сказала Чума и без удивления смотрела на обнаженную Киру.
Где? Где? Где? Подхватили и возмущенно закричали тысячи голосов эха. На каждом этаже был свой: басовитый, насмешливый, простуженный и тоненький детский.
— С собой нет, — Кира похлопала по бедрам, словно пыталась найти потайные карманы.
— Я с тобой пойду.
Бабка Кире не нужна. Взгляд упал на кружку. Свет от лампочки прыгал по стенкам, а аисты как будто танцевали.
— Учти, на втором этаже я тебя обману и брошу.
Чума решительно закрыла за собой дверь.
— А тебе не холодно без одежды, девочка?
— Я не совсем обычная.
Бабка застыла, и уставилась на Киру.
— Из этих? Из извращенцев? Парень недоделанный?
— Ну что вы. Просто я прошлой жизни была верблюдом.
— Кем?
— Вернее, верблюдицей.
Бабка привалилась к стенке, приложила к виску холодную кружку.
— А ну, докажи.
Кира обвела глазами лестничную площадку. Зелёные стены, красная плитка на полу. На лампочке под потолком сладко спала муха. Кира пожевала губами невидимую жвачку, прищурила правый глаз и плюнула.
Муха упала на пол к ногам бабки. Чума долго рассматривала тело в пузырях слюны и перекрестила.
— Ты чего?
— Тоже чья-то живая душа.
Кира спускалась вниз, а Чума послушно за ней.
На зелёной стене в подъезде огромный человек водил ёршиком.
Кира с Чумой остановились, со страхом и любопытством рассматривали лысого великана в синих брюках, малиновом пиджаке. На запястье черная татуировка в виде пиковой части, разделенной линией. На правом ухе отсутствовала мочка, на левом вставлена золотая серьга в форме креста.
Мужчина не обращал внимания на посторонних и с удовольствием водил по стене справа налево, сверху вниз.
— Ты бандит? — не выдержала и спросила Кира.
Он обернулся, враждебно посмотрел и промолчал.
— Кирочка, — пропела бабка.- Ну зачем так грубо? Я поговорю с мужчиной.
— Вы кто? — спросила ласково бандита.
Ответ их потряс, словно услышали гром в ясную погоду.
— Художник, — гаркнул мужчина и сверкнул золотым зубом. Эхо подъезда молчало. Кира и бабка сделали шаг назад.
— Ха, — только и смогла сказать девушка.
— Кирочка, — одернула её бабка, — зачем торопиться с выводами? Я поговорю с мужчиной.
— Уважаемый, а где вы работы выставляете? — обратилась она к малиновому пиджаку.
«Художник» достал из кармана спичку, откусил и выплюнул головку, и стал жевать губами.
— Я освобожденный художник. Выставляю везде.
— А зачем ершом по стене мажешь? — пискнула за бабкой Кира.
Художник достал из кармана перочинный нож. Не торопясь открыл, провёл пальцем по лезвию, закрыл и положил в карман. Они сделали ещё шаг назад.
— Кирочка, — бабка загородила девушку спиной. — Зачем так грубо? Уважаемый, а можно узнать, что вы сейчас рисуете?
— Можно, — художник выплюнул спичку на пол. — Я рисую ничего.
— Как ничего?
— Так. Рисую и ничего.
— А чем вы можете объяснить это художественное явление?
— Всё очень просто. Мы с напарником в пивнушке говорили об изобразительном искусстве. Немного поспорили. Я не знал что сказать и стукнул ему кулаком в нос. А он в ответ тарелкой по голове. Его аргумент был сильнее. Теперь у меня в голове дырка, и всё уходит.
— Куда уходит?
— Туда, — художник поднял указательный палец с массивной печаткой вверх.
Кира с Чумой посмотрели на потолок. Он был в мелкую дырочку, как будто по нему стреляли.
— В космос, — уточнил художник.
— Горемыка, чем тебе помочь?
