Набег - [13]

— Не до поясов сейчас, — сказал господин Глеб.

— Почему? — спросила она.

— Ах, все едино! — сказал он и махнул рукой. Макасим взялся отлить новую бляшку, но попросил другую на образец. Служанка принесла железные ножницы отпороть бляшку и спросила Макасима, не возьмется ли он отлить ей запястья, чтобы могла она подхватить рукава у кисти. У ней-де нет, тесемками подвязывает. Господин Глеб отвернулся и застучал по столу пальцами. Но Макасим ответил, что запястья у него есть готовые, впрок работал. Есть и литые, есть из широкой пластины с давленым узором, есть и витые из проволоки, но те будут дороже. Служанка попросила подешевле, литой, но чтоб был совсем как из проволоки свитый. Макасим сказал, что и такие есть. Он уже свернул кольчугу, завязал бляшку в тряпицу, чтобы не потерять, обещал все принести завтра и совсем собрался уходить, когда спросил, кто это так кричит. Ему объяснили. Тогда он предложил взять с собой и дикого парня.

— Как же ты его возьмешь? — спросила госпожа Любаша. — Велеть, что ли, слугам отнести его к тебе?

— Не надо, — ответил Макасим, и один пошел на кухню.

Здесь он присел на пол около связанного пленника, подождал, пока тот прервал свой крик, и сказал:

— Хочешь пойти со мной? Я старик и одинокий, мне с тобой веселей будет. Пойдешь, что ли?

Подросток посмотрел на него и сказал:

— Хочу.

Макасим его развязал, и он пошел за ним, кроткий, как овечка.

Едва вышли они на площадь, как отовсюду набежали любопытные ребята. Кто посмелей — хватали руками, кто потрусливей — издалека издевались. Откуда-то полетел ком грязи и попал в Макасима. Какой-то бродячий щенок дерзко лаял.

— Эй, ребята, — крикнул Макасим, — у меня есть стружка железная и медная, всякие обрезки! Никому не надо?

— Надо! — послышались голоса. — Мне дай, деду!

— Вот подмету горницу, соберу все в кучу. Только на всех у меня не хватит, а одному полная горсть будет. Кому дать?

— Мне! Мне! Мне!

Ребята обступили Макасима. Щенок, подпрыгнув, лизнул ему руку.

— Да не хватит на всех, одному только! А вот послушайте: кто сейчас первый к себе добежит, тот к вечеру приходи. Полный карман насыплю.

Тотчас площадь опустела, и только один паренек с кудрявой головенкой и в рваной рубашке потянул Макасима за штаны и сказал:

— Дедушка, а мне далеко бежать, до самого посада. Не поспею я. Им-то всем близко. Они скоро поспеют.

— Ну, значит, ихнее счастье такое, — ответил Макасим и, порывшись в кармане, вытащил оттуда большой кованый гвоздь. — Бери, что ли.

Парнишка схватил гвоздь обеими руками и убежал.

— Как же мне звать тебя? — спросил Макасим. — Христианское имя свое ты, говоришь, позабыл, а в другой раз крестить не положено. Дам я тебе имя, как в старину давали, какое полюбится. Назову тебя Милонег. Хочешь ли?

— Зови, — ответил Милонег.

Глава X ЗЛАТОКУЗНЕЦ

Придя домой, Макасим тотчас прошел на кухню, где была у него мастерская. Кольчугу он положил на стол и сказал Милонегу:

— Ты, Милонегушка, небось не ел еще? Достань в печке горшок со щами, с петухом щи, а меня уж прости, что с тобой не сяду. Я за работу примусь, не то к завтраму не поспеть.

Из-под стола он достал корзину с глиной, обрызнул водой, перемешал, все время вполголоса разговаривая сам с собой:

— Сперва бляшку заформуем, а то не высохнет форма вовремя. А глядишь, пока кольчугу будем чинить, она и высохнет, к вечеру ее зальем — и вся недолга. Щиток-то у меня где? Вот он, щиток…

Макасим положил деревянный щиток на стол, бляшку на щиток, огородил кругом деревянной рамкой, засыпал глиной и, чтобы плотней набилась, приминал глину деревянным пестом. Стучал пестом по глине и тихонько мурлыкал:

— Эх-да! Ух-да!

Прикрыл глину широкой ладонью, вместе со щитком перевернул в воздухе, снял щиток. На столе лежал кирпич с крепко вмятой в него бляшкой.

— Где же карасик мой? Вот он, карасик, за поясом. Плоской железной ложечкой, в самом деле похожей на рыбку карася, вырезал на ребре кирпича воронку, провел от нее бороздку до бляшки.

— Вот он и литник, металл в него заливать. Зальем серебро в литник — потечет ручейком по канавке, узор заполнит, бляшка отольется. — Он вынул бляшку из кирпича, узор отпечатался четко. — А теперь на бочок поставим у горна, пусть сохнет. От горна-то жаром пышет, на жару к вечеру высохнет.

Он бережно понес форму к печи, остановился около Милонега, посмотрел, как тот черпает щи из горшка деревянной ложкой, жалостно вздохнул:

— Ешь, ешь! Тощий-то какой, как обглоданный! Тут из горницы важной походкой вышла кошка-трехцветка и прыгнула на стол.

— Кошечка моя, красавица! — сказал Макасим. — Не простая кошурка — серебряная, серебро с чернью, с позолотою. — Нагнулся к ней и потерся лысым лбом о ее шерстку. — Мур, мур, мур!

Кошка потянулась передними лапами, задними и легла воротником на шею Макасиму. Милонег засмеялся.

— Куда же я проволоку положил? — забормотал Макасим. — Глаза мои, глаза… близко видят, а подальше нет. Проволока у меня была, целый свиток. Из нее хорошо делать заготовки для кольчужных колец — не ковать же каждый раз новую. Для того и держал. И потоньше проволока была, для заклепочек. Куда она подевалася? — И, задев рукой, рассыпал по полу целую связку медных перстней.