Набег - [2]

— Ты Сигурд, сын Сигтрюгга? — У нее был протяжный говор, слова плавно перетекали одно в другое, словно она не говорила, а пела.

— Да. А ты?..

— Разве ты не догадался? — Она ловко скользнула к очагу, подбросила в огонь веток. Красные всполохи заметались по ее худому лицу, очертили острые скулы.

Сигурд понимал, кто перед ним, но не мог поверить.

— Меня зовут Айша, — подтвердила его догадку маленькая женщина. Отбросила со щеки выбившуюся из-под ленты прядь волос, кивнула в сторону старика. — Давно?..

— Лежитт-о? — продвигаясь к выходу, зачастил Сигурд. — Давно. Три дня уже.

Поднявшись на две ступени замер, напряженно вглядываясь в гостью.

Сигурд не был трусом — он, как любой вестфольдец, побывал во многих сражениях, обороняя свою землю. Он не побоялся бы и вооруженных мужчин — хорошая битва лишь греет душу и разгоняет кровь, — но этой маленькой светлокожей женщины в вышитой рубашке и темном плаще Сигурд боялся. Липкие пальчики страха щупали кожу на его спине, под мышками собирался пот.

— Три дня? — Она вскинула на воина взгляд, улыбнулась, и ее лицо словно засветилось изнутри. Бонд выдохнул, облизнул пересохшие губы. — Дары не берет, — пожаловался он. — Корову предлагали…

— А зачем ему нынче корова? — искренне удивилась Айша.

Она подступила к ложу умирающего, осторожно присела на край, взяла в ладони худую, морщинистую руку Финна. Старик тяжело вздохнул, открыл мутные глаза, уткнулся взглядом в лицо гостьи.

— Хвити [5]… — признал он. — За мной пришла. — У Сигурда опять стало нехорошо на душе. Про Айшу, женщину ярла Бьерна, по фьюлькам [6] ходило множество слухов. Ее называли хвити — белой смертью или болотной колдуньей. Рассказывали, будто она понимает язык нежитей, умеет заговаривать берсерков и убивает одним взглядом. В йоль, когда разразилась страшная вьюга, Бьерн нашел ее на озере Ренд и на руках принес в Хейдмерк, в усадьбу Черного конунга, где назвал своей женщиной. В то время Черный справлял свадьбу с дочкой Сигурда Оленя. По просьбе Бьерна и в честь столь радостного события он простил колдунью, которая к тому времени натворила много бед на земле конунга. А спустя несколько дней Бьерн увез колдунью в Вестфольд, к брату Черного конунга — Олаву Гейрстадиру. С тех пор о ней ничего не слышали. Одни говорили, что она так и живет с Бьерном — то ли женой, то ли наложницей, а другие уверяли, что она вновь принялась бродить по северным землям, переводя через кромку жизни тех, кого кликнула в гости синекожая великанша.

— Нет, Финн, — прерывая раздумья Сигурда, тихо произнесла колдунья. — Я больше не хвити. Я же говорила тебе…

Старик сжал ее руку, засмеялся. От смеха его тело затряслось, скорчилось в приступе кашля. Свесив с ложа голову, покрытую редкими, слипшимися от пота волосами, он сплюнул на пол кровавый сгусток, откинулся на подушки.

— Я колдун, ты — хвити. От судьбы не скроешься, как бы тебе ни хотелось. Ты не можешь жить, как все, ты — другая. Ты здесь лишь ради своего ярла.

Его грудь под одеялом высоко вздымалась, дыхание было хриплым, словно под ребрами спрятался маленький злой зверек и ворчал, предвкушая добычу.

Затем Финн приложил ее руку к своей груди.

— Мне будет не хватать тебя… там.

На дворе шел дождь — первый дождь после долгих зимних холодов. На одежде Айши скопилась вода. Капли сбежали по рукаву ее плаща, попали колдуну на лицо, но Финн не вытер их. Глаза старика стали влажными и блестящими, губы расползлись в нехорошей усмешке.

— Беда… Большая беда ищет маленькую хвити, — прошептал он. — Из врат Нифльхейма выползает тьма. Она отнимет у хвити ее ярла… Придется выбирать… Чайки… корабли, украшенные коврами… Не уходи!

Последние слова он выкрикнул, приподнявшись на локтях и устремив взгляд куда-то в потолок. А затем рухнул на спину и обмяк, будто вместе с криком выплеснул душу. Сигурд озадаченно воззрился на неподвижное тело. Айша высвободила ладонь из пальцев колдуна, обернулась к притихшему бонду.

— Прикажи людям принести сюда еды и воду для умывания. Я устала с дороги.

— Ты останешься здесь? — озадаченно спросил Сигурд. — Ты поможешь уговорить старика взять в последний путь наши дары?

Вместо ответа колдунья мрачно кивнула и, лишь когда бонд уже скрывался за дверью, добавила:

— Не бойся, Сигурд. Я не стану беспокоить людей Каупанга.

Ночью Сигурду не спалось. Перед глазами стояла светлая улыбка колдуньи, ее рысьи глаза, ловкие движения. В ушах пел хрипловатый голос. Несколько раз за ночь он выходил на двор, поглядывал в сторону круглого возвышения — домика колдуна, кусал губы и вновь возвращался в дом.

Под утро вновь пошел дождь, сначала слабый и моросящий, затем более сильный, почти грозовой. Ворочаясь с боку на бок, Сигурд слышал, как он шуршит по земле за дверью, как всхлипывает, собираясь в лужи, и тщится проникнуть в дом. Вспомнив, что бочки для воды еще с зимы оставлены перевернутыми, Сигурд поднялся, накинул на плечи и голову теплую безрукавку и выскочил под дождь. Сгибаясь и перепрыгивая через лужи, он подбежал к углу дома, где дождевая вода споро струилась по деревянному желобу, подкатил лежащую на боку бочку под желоб, перевернул ее, оглянулся, одной рукой придерживая безрукавку на голове, и замер, уставившись в мельтешение дождя.