Набат - [135]
Задуматься, однако, над последствиями Хетагурову было недосуг.
Два дня противник не проявлял активности на его участке, бои носили местный характер, переходили в частые, дерзкие контратаки во фланг и тыл немцев.
Командующий фронтом установил новые разграничительные линии. Его директива заканчивалась категорически: «Рубеж является стратегическим. Приказываю стоять насмерть! Ни шагу назад!»
10
В глубине леса Асланбек, чертыхаясь, склонился над лыжами.
— Ты чего? — спросил Семен.
— Не хочу лыжи, пешком пойду, — в бессильном отчаяния воскликнул Асланбек, выбившийся окончательно из сил.
— Здесь, знаешь, как глубоко? Во!
Семен скинул варежку и ребром ладони провел по горлу.
Измученный Асланбек разогнул спину и посмотрел на Семена: тот сунул палку в снег, и рука исчезла по самый локоть.
— А ты говоришь… — торжествующе сказал Семен. — Без лыж он пойдет… Иди, я не держу тебя.
— Слушай, я молчу, как это дерево.
— По твоим глазам вижу, не поверил… А деревья не молчат, прислушайся.
Впервые в жизни Асланбек надел лыжи. Были минуты в пути, когда он в изнеможении валился коленями на лыжи, как его учил Семен, и отдыхал. Упади в сторону — утонул бы в снегу. Каждый раз, пока Асланбек отдыхал, Семен терпелива ждал, а если он долго не поднимался, то мальчишка не уговаривал, не старался помочь, а бубнил себе под нос: «Фашисты, сказывают, в соседней деревне трех красноармейцев замучили… И хозяйку расстреляли для острастки, чтобы другие не скрывали наших». Асланбек быстро разгадал бесхитростную, уловку Семена, но виду не подал. Поднимался, и они снова тащились в направлении фронта.
Сбросил с плеч котомку Семен, извлек из нее лопатку с коротким черенком, выбрал высокую сосну, в два обхвата, стал разгребать под ней снег, пока не выкопал глубокую, просторную нору, завесил домотканым рядном.
— Залазь, сейчас надышим. Будет жарко, как в бане.
Подумал Асланбек о том, что сталось бы с ним, не найди его этот шустрый мальчуган. Ну, очнулся бы, уполз с поля боя. А потом?
Освободив ноги от креплений, Семен приподнял полог и спустился в нору. За ним полез Асланбек и, усевшись рядом со своим спасителем, устало закрыл глаза.
Теперь, кажется, мучения остались позади, и до своих не более двух километров. Так уверял опять же Семен, мол, по орудийным вспышкам определил. «Откуда он все знает?», — удивлялся Асланбек, но тут же говорил самому себе: «Не маленький».
Остаток пути к линии фронта Семен наказывал проделать также на лыжах, потом ползти и все время держаться правее, не уходить далеко от опушки, а то можно угодить к немцам. А когда рядом лес, и на сердце спокойнее, чуть что — укрылся в нем. Немцы далеко в лес не пойдут, боятся партизан. Он прижался к Семену, обхватил его обеими руками и задремал.
Первым проснулся Семен. Трещали на морозе деревья. Выбираясь наружу, мальчик задел Асланбека, и тот вскочил, ухватился за автомат.
— Ты чего? — проговорил Семен, дрожа. — Погоди, я сейчас.
Присел Асланбек, скинул шерстяные варежки, подаренные дедом на прощанье, протер глаза, прислушался: со стороны фронта доносился орудийный гул. Выстрелы, то частые, будто кто-то спешил отстреляться, то редкие, с тяжелым уставшим выдохом: «Уфф!»
— Совсем рядом наши, — прошептал вернувшийся Семен. — До рассвета доберешься, а то и раньше…
Он зябко повел плечами, потер руки:
— Ну и лют мороз нынче!
Устроился на прежнее место рядом с Асланбеком и, уткнувшись головой в колени, предложил:
— Поедим, а то тебе скоро в дорогу.
— Пойдем со мной, — неожиданно предложил Асланбек.
Присвистнул Семен, расправил плечи, ничего не сказал, вытащил из котомки сало, предусмотрительно нарезанное дома, извлек полкаравая.
— На вот, ешь лучше.
Семен разостлал на коленях котомку, положил сало поверх нее и протянул Асланбеку краюху.
— Ну, с богом, — сказал, подражая деду.
Ел Асланбек не спеша, прежде чем откусить от краюхи, дышал на нее.
— Боишься, не найдешь дорогу? — спросил Семен. — Зачем меня-то зовешь?
Собрав крошки с котомки, мальчишка отправил их в рот и посмотрел на Асланбека.
— Ты теперь мой брат. Понимаешь?
— Где уж там…
— За тебя боюсь.
— А чего за нас бояться, — обиженным тоном пробасил Семен и втянул голову в плечи, откинулся назад.
— Немцы кругом.
— И своих не меньше, и земля не чужая нам, каждая тропка знакома.
— Слушай, ты партизан?
— Я же тебя не спрашивал, из какой ты части?
Асланбек понимающе кивнул.
Семен залез за пазуху и вытащил письмо-треугольник.
— Возьми, отправь по почте. Мать у меня в Сибири. До войны уехала к тетке, да заболела. Ты адрес запомни: Иркутск, Таежная, сорок. Агриппине Михайловне Ануфриевой. Запомнишь?
Асланбек притянул к себе мальчишку:
— Хочешь, я сам отвезу?
— А ты, видать, хитер! Тебе же воевать надо.
Настало время расставаться.
— Будешь в наших краях — не проходи мимо. Ладно? — Семен потянул носом, отвернулся.
Не нашелся Асланбек, что ответить, пожал Семену локоть.
11
Лейтенант сидел, обхватив правое колено. Он старался втолковать одесситу:
— Пойми, война кругом! Столько людей гибнет.
— Отпустите, товарищ лейтенант, — умолял Яша.
Он стоял перед взводным, заросший, худой.
— Нет, не проси. Если бы ты просился в разведку, а то искать погибшего! Ты, Нечитайло, не ерунди, — голос лейтенанта был вкрадчив. — Это никому не нужно. Ты уверен, что он не переметнулся?
Роман русскоязычного осетинского писателя Василия Македоновича Цаголова (1921–2004) «За Дунаем» переносит читателя в 70-е годы XIX века. Осетия, Россия, Болгария... Русско-турецкая война. Широкие картины жизни горцев, колоритные обычаи и нравы.Герои романа — люди смелые, они не умеют лицемерить и не прощают обмана. Для них свобода и честь превыше всего, ради них они идут на смерть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.