На Золотой Колыме. Воспоминания геолога - [34]

Мы пристали к берегу и, осмотрев порог, пришли к заключению, что перебираться через него надо одному из нас и без вещей. Было решено, что Ковяткин заберет все наше имущество и пойдет берегом, а я поплыву через порог. Налегке, босиком, в одной только рубашке и кальсонах, я сел в батик и оттолкнулся от берега. Вокруг что-то ревело, гудело, вихрилось. Мимо мелькали в водовороте белой пены смоляно-черные остовы гигантских камней, и наконец меня вместе с батиком с полутораметровой высоты сбросило в бушующий вихрь зеленой воды и белой пены. События развертывались с непостижимой быстротой. Не помню, как это произошло, но я уже сидел верхом на перевернутом батике в тихом плесе и подгребал к берету.

Мы вылили из батика воду и в предвечерних серых сумерках, еще достаточно светлых, поплыли дальше, к последнему, самому мощному порогу. Опять Ковяткин, нагрузившись нашими мокрыми пожитками, пошел по берегу, и опять батик нырнул в ревущую пасть порога.

На этот раз дело оказалось серьезнее. Порог тянулся на добрых полкилометра, а батик перевернулся уже через каких-нибудь полтораста метров, попав в воронку каскадом хлещущей через каменистый гребень воды. Помню только, как, стоя по колени в воде на каком-то осклизлом камне, я тщетно тянул к себе батик, который течением рвало у меня из рук, как до боли напрягались мускулы спины и рук, как наконец я втащил на камень батик, перевернул его и вылил воду, а через мгновение вновь сидел на дне перевернутого батика, опять тащил его на какой-то камень, изнемогал, задыхался, но все-таки опять перевернул его, освободил от воды и опять в третий, последний раз подплывал к берегу на перевернутом суденышке в тихом глубоком плесе, оставив позади себя ревущий порог. Зубы мои отплясывали трепака, когда я натянул на себя верхнюю рубашку и надел куртку. Тщетно пытался я согреться усиленной греблей. Пришлось остановиться, развести большой костер, как следует отогреться и высушить одежду. Болели и сводились судорогой мускулы рук, ныла спина, и в теле чувствовалась неимоверная усталость.

Уже основательно стемнело, когда мы поплыли дальше по спокойной поверхности реки, в полной уверенности, что впереди не будет более препятствий.

Было уже совсем темно, когда мы опять услышали ревущее гудение. Ехать в темноте даже через небольшой порог — слишком рискованная затея, поэтому волей-неволей нам пришлось вылезти из батика и отправиться далее пешком. Однако, пройдя немного, я почувствовал, что продрог донельзя. Мы остановились, развели огромный костер, согрели чай, поужинали и ухитрились даже уснуть на ворохе веток около ярко пылавшего костра. Рано утром, как только немного рассвело, снова сели в батик и благополучно проскочили через маленький порожистый перекат, только самую малость черпнув бортом воды. Дальше уже шли тихие беззлобные плесы, и через каких-нибудь полтора часа мы подплывали к устью Тенке, лихо причалив к берегу у самого барака.

Возвращение

Быстро промелькнула половина сентября. Мы провели дополнительные геологические и поисковые работы в бассейне прилегающих речек, целиком выполнив взятые обязательства. Пора было возвращаться.

Мы могли быть довольны результатами работ. Правда, хорошее золото было обнаружено только в ключе Родионовском, но зато мы установили повышенную оловоносность почти на всей обследованной территории. Геологическое исследование района показало, что здесь широко развиты гранитные интрузии и многочисленные жилы (дайки) изверженных пород. Изучение их привело к интересным выводам: с одними типами гранитов связана золотоносность, с другими, более молодыми по возрасту — оловоносность. В нашем районе были преимущественно развиты более молодые гранитные интрузии.

18 сентября на устье Тенке прибыла партия Котова, и мы стали собираться в обратный путь. Быстро были изготовлены четыре больших плота, по два на каждую партию, и вот рано утром 21 сентября в бурную штормовую погоду мы покинули устье Тенке. Лошадей отправили обратно на Таскан, откуда они были нам присланы. День 20 сентября был занят подготовкой к отъезду — упаковкой вещей, составлением актов, расчетами и прочей писаниной.

Плыть было неприятно. Дул пронизывающий встречный ветер, и в затишных местах наши плоты неподвижно стояли на месте, а иногда их даже сносило назад. Постепенно погода улучшилась, ветер стих, и мы довольно быстро продвигались вперед, делая за день 40–45 километров. Утрами стояли уже основательные морозы, и хотя шуги еще не было, в затишных местах у берегов намерзала плотная корка льда. К утру плоты наши тоже украшались льдистыми наслоениями, которые днем постепенно таяли.

Всех нас беспокоила мысль о предстоящей встрече со знаменитыми Колымскими порогами, о которых мы столько слышали. Еще на Среднекане несколько наших товарищей, которые в 1931 году совершили маршрут по Детрину и сплыли через эти пороги, захлебываясь от удовольствия, рассказывали нам о могучих двухметровых валах, о нагромождениях камней, угрожающих гибелью, о крутых заворотах и капканах-омутах, попав в которые плот не в состоянии выбраться и его будет кружить «до скончания века».