На железном ветру - [115]

— Давайте считать, Антон, — с юмором поглядывая на него, сказал Михаил, — что этим предложением вы и ограничите жажду самодеятельности. Вы забываете, что в разведывательной школе придется иметь дело не с малоискушенными юнцами, а с матерыми, многоопытными разведчиками. Они мигом раскусят ваш трюк с зажигалкой. Ну-ка, давайте ее сюда.

Северцев подошел к окну, запустил руку за батарею парового отопления и вытащил оттуда швейцарский «гибрид». Опустив его в карман, Михаил кивком указал на стул.

— Надо посоветоваться, Антон. Мне, видимо, придется встретиться с Юрием Ферро. Что вы об этом думаете?

— С Юрием? Вы что же, надеетесь получить через него портреты остальных? — Антон в раздумье покачал головою. — Не знаю.

— По-вашему, это невозможно?

— После знакомства с вами я понял, что невозможного нет, — улыбнулся Северцев. — Конечно, Юра не фашист... Но и к простенькому ларчику неплохо бы иметь ключик.

— Ключик есть.

Михаил рассказал о том, как Юрий скрыл от Брандта осведомленность Лоры в делах последнего.

— Неплохо, — сказал Северцев. — По сути дела Юрка совершил предательство по отношению к своему шефу. Только вот что... — он притушил взгляд, руки его беспокойно теребили край скатерти. — Не знаю, стоит ли об этом... Словом, прошу вас, Жорж, — позаботьтесь о безопасности Лоры. Чем черт не шутит...

— Этого можно было не говорить, — заметил Михаил.

Северцев вскинул на него повеселевшие глаза.

— Тогда все в порядке. А Юрию представьтесь иностранным журналистом или издателем. Не жалейте комплиментов, он их любит. У меня есть пара газет с его стихами, могу дать.

Порывшись на этажерке, Северцев нашел два старых номера «Возрождения».

Михаил встал, крепко пожал ему руку.

— До свидания, Антон. Теперь, если мы встретимся, то уж в Советском Союзе. Я очень бы этого хотел.

— Я тоже.

— Мы встретимся, дружище. Все будет хорошо.

— Надеюсь, Жорж.

Северцев был серьезен и невозмутим. Михаил с удовлетворением отметил, что этот парень не нуждается в утешительных словах.

В тот же день Михаил купил в аптеке капсулу с какими-то пилюлями — металлический цилиндрик чуть поменьше мизинца. Отвинтив крышку, выбросил пилюли, а вместо них вложил свернутые в трубочку негативы. Вечером спрятал капсулу под лестницей в пансионате в зазоре между каменными ступенями.

Брандт не оставлял времени ни на долгие раздумья, ни на основательное прощупывание Юрия Ферро. То, что о Юрии знал Донцов, не давало ему ни малейших гарантий безопасности. Вступать с Юрием в контакт означало примерно то же, что шагать ненастной ночью по незнакомой горной тропе. Не знаешь, куда ступит нога в следующую секунду: в пустоту пропасти или на порог гостеприимной хижины. Михаил подумал, что в сущности смешно в его положении говорить о каких-то гарантиях безопасности. Любой ажан на улице, которому придет фантазия спросить у него документы, может его провалить. И тем не менее он разгуливает по Парижу и не думает о гарантиях. Нечего тянуть, надо пойти на встречу с Юрием, надо рисковать. Риск — неотъемлемое свойство твоей профессии. Привычка к риску должна стать твоим профессиональным качеством. Ведь рискнул же ты в случае с Антоном, и в результате — успех. Да еще какой успех! Ты не только получил портреты семи будущих фашистских разведчиков, но совершил то, о чем лишь мечтал Воронин: внедрил в германскую разведывательную школу своего парня.

Убеждая себя таким образом, Михаил понимал: мысли эти идут не от разума, а от его слишком эмоциональной нетерпеливой натуры. Той самой натуры, которую когда-то не однажды укрощал Холодков. Привычка к риску, к опасности? Но ведь тот же Воронин говорил: «Привычка к опасности — глупость. Такой привычки не существует. Есть притупление чувства опасности, то есть потеря чувства реальности». Справедливые слова. И напрасно он толкает себя на темную, неизведанную тропу. И пример с Антоном ничего не значит. В случае с Антоном было семьдесят процентов уверенности в успехе и, пожалуй, только тридцать процентов риска. Уверенности, основанной на точном знании. А сейчас в нем говорит самоуверенность — продукт извечного русского «авось».

В течение нескольких дней Михаил дежурил на улице Меркурий. Ничего нового он не узнал, кроме того, что Юрий ведет рассеянный образ жизни и устроить с ним встречу в канун новогодних праздников совершенно невозможно. С утра до вечера он был окружен приятелями либо веселился в студенческих компаниях на Вульминге, либо принимал хмельную ораву у себя дома, и тогда на втором этаже допоздна светились окна. Заглядывали к нему и девицы. Парень, как видно, пользовался отсутствием родителей и не терял времени даром.

Кончилось веселье на второй день нового года. Около одиннадцати утра Юрий, помятый и какой-то полинявший, пересек улицу и зашел в кафе.

— Как встретили Новый год, мсье Ферро? — осведомился буфетчик.

— Прекрасно, Андре. Но, должен признаться, мое участие в этой встрече отнюдь не было обязательным. Что поделаешь — у меня много друзей.

Юрий выпил три чашки кофе и вернулся домой. Он выглядел озабоченным и часто вздыхал.

«У парня наступило похмелье, — думал Михаил. — Воля его подавлена раскаянием. Ему необходимо оправдаться перед собою, вновь почувствовать к себе уважение. Более благоприятный момент повлиять на него вряд ли представится. Сегодня неудобно. Надо дать ему немного прийти в себя. Да и Лора занята. Но завтра... завтра воскресенье...»