На земле сингалов и тамилов - [48]

Перия дораи был на все руки мастер и владел всяким добром. Для успокоения своих нервов он иногда ездил ловить рыбу в тихих водах Нувара Элии. Когда он отправлялся с женой как будто на рыбную ловлю, старший помощник брал бразды правления в свои руки. Его считали несговорчивым. «трудным орешком» и т. п. Старший клерк и другие служащие старались не попадаться ему на глаза, но он, как поговаривали, «ловил их и жарил на огне без масла». Тогда появлялся перия дораи, как раз вовремя, чтобы спасти их.

Время шло, и положение перия дораи менялось. Он принимал новое назначение в главную контору компании в Коломбо или же переходил на службу в более крупную компанию.

Еще задолго до этого всюду царило напряженное ожидание. К тому же появились страшные предзнаменования: птица, жившая на одиноком дереве на вершине скалы, в неурочный час издала жуткий крик, а собака конюха завыла. Были и другие знамения, которые не предвещали ничего хорошего. Наконец стало известно, что перия дораи покидает плантации в связи с его назначением в главную контору компании в Коломбо. Эта новость потрясла всех. Старший клерк, главный технолог и старшие кангани пришли на работу мрачные. Некоторые проливали слезы в связи с предстоящей разлукой со своим хозяином. Лишь перия дораи был невозмутим.

За неделю до его отъезда на площади перед фабрикой была проведена прощальная церемония. Помощники, служащие и старшие кангани собрались здесь, чтобы выразить благодарность перия дораи за его покровительство. Кульминационным моментом этой торжественной церемонии был солидный адрес, прочитанный и поднесенный старшим клерком. Затем вся группа сфотографировалась. В центре группы находились перия дораи и его жена с цветочными гирляндами на шее.

Перия дораи уехал. Затем прибыл новый. «Король умер! Да здравствует король!»

В конце концов, перия дораи был некоронованным правителем в этом зеленом царстве.

ЧЕЛОВЕК БЕЗ ГРАЖДАНСТВА

Этот день показался Мутхиа очень коротким — его последний день на чайной фабрике. Уйти с фабрики и никогда больше не возвращаться — нет, это было что-то непостижимое, невозможное. Пятнадцать лет его юности зачеркнуто сразу, одним махом. Даже ручки на дверях сортировочного цеха стерлись от постоянного прикосновения его рук. Он пришел и этот цех, когда ему было всего пятнадцать лет… С тех пор фабрика стала его миром и делом его-жизни.

И вот три месяца назад, как раз накануне его паломничества в Мадуру, все вокруг стало действовать ему на нервы. Непрекращающийся грохот колес машины и просеивающие лотки с их монотонным движением угнетали его. Из-за этого работа казалась тяжелой и нескончаемой. Но сегодня он ощущал какой-то странный ритм в общем движении, который соответствовал биению его сердца. Вот уже все женщины и мужчины ушли домой, а Мутхиа задержался, чтобы окинуть все последним взглядом. Сортировочный цех, такой всегда серый и скучный, вдруг показался ему совсем другим. Мутхиа остро почувствовал запах пыли и свежего чая, новыми глазами увидел огромные неподвижные колеса, полные скрытой силы, готовые в любой момент прийти в движение. Пятнадцать лет его жизни прошло под стук просеивающих лотков и грохот колес машины.

«Завтра, — думал он, — другой займет мое место. И вновь в сортировочном цехе будет обычная суета, как будто ничего не случилось. Все будет на своем месте, только меня не будет. Как странно складывается жизнь! В конце концов, любого можно заменить».

С глубокой грустью, как будто он оставлял здесь частицу самого себя, Мутхиа вышел из фабрики на дорогу. Да, вот она, дорога, но без завтра, без будущего. Он смешался с толпой возвращающихся домой рабочих. Бессознательно почувствовал, что потерял ту нить, которая связывала его с этими людьми. Давно знакомая картина утратила для него свой смысл.

Воспоминания проносились перед ним. Он видел тот первый день, когда отправился в Коломбо, чтобы получить разрешение на выезд. Он вспомнил справочный стол в иммиграционном бюро и этого крепыша с бычьей шеей и грозным взглядом, который считал его диким зверем, пойманным в силки. Вспомнил он тоже, как в другой день пошел к этому чиновнику, чтобы продлить свои документы на жительство, а тот разворчался. Другие смертные, которые пришли по своим делам, съежились под его взглядом. Мутхиа протянул свои бумаги и ждал.

— Твои документы нельзя продлить, — прорычал Бычья шея. — Убирайся.

— Сэр, — запинаясь, проговорил Мутхиа, — я только совершил паломничество в Мадуру. Я родился и вырос здесь, на плантации.

— Да, — насмешливо сказал Бычья шея, — каждый нищий теперь цейлонец, а? Если тебе здесь нечего делать, так отправляйся домой и там валяй дурака.

«Отправляйся домой и валяй дурака, — мысленно повторил Мутхиа. — Что за грубая манера разговаривать? Почему эти чиновники такие недоброжелательные? Даже чиновник по гражданским правам отнесся ко мне враждебно. Он имел наглость спросить меня, была ли моя мать замужем за моим отцом».

Возникли новые воспоминания — его мать, всегда полная любви и нежности; эти темные влажные глаза, грустная улыбка. Невыразимая боль сжала его сердце и охватила его всего. Он отчетливо представил себе день ее смерти. Он тогда выплакал все глаза. Даже умирая, она говорила с ним, как всегда: