На земле штиптаров - [100]

После того как Мубареку промыли раны, он велел обвязать руку холстиной, пропитанной мазью, а потом перетянуть ее платком. Во время этой процедуры на лице старика не дрогнул ни один мускул. У него были крепкие нервы, иначе бы он не выдержал такой боли.

— Аллах, Аллах, как тебя изувечил этот чужеземец! — сказал Хабулам. — Эта рука уже никогда не будет такой же ловкой, как прежде.

— Нет; я стал инвалидом, жалким инвалидом, у которого не действует рука, — взвыл старик. — Пусть он умрет за это десять раз. Значит, он легко угодил в нашу сеть?

— Так же легко, как ворона, которой зимой подбросили пакетик с куском мяса. Эта глупая птица сует туда голову, пытаясь вытащить мясо, и, не заметив, что пакет вымазан клеем, прилипает к нему. Она не в силах вытащить голову, так что ее можно брать голыми руками, ведь она ничего не видит. Такой же пакет мы натянули на голову этому чужеземцу. Мой брат описывал его как очень умного человека, но он не оправдал этих слов.

— Нет, он не умен, но за него заступается шайтан.

— Ты ошибаешься, не дьявол на его стороне, а дурной глаз.

— Аллах, Аллах! — испуганно воскликнул Мубарек. — Это правда?

— Он поведал это моему слуге, Хумуну, и предостерег его. Однако, что самое скверное, у него не просто дурной глаз, он наводит порчу на расстоянии. Стоит ему только мысленно представить какого-то человека, и он может наслать на него любую беду, что ни пожелает.

— Аллах, будь милостив к нам! Его не удается одолеть вовсе не из-за дьявола, а из-за его дурного глаза. Тот, кто сражается с ним, невольно смотрит на него, и тогда он пропал. Значит, с этим человеком нельзя сражаться в открытую; его нужно убивать исподтишка и пуще всего остерегаться, чтобы он ненароком не поглядел в нашу сторону.

— В таком случае наш прекрасный план не годится? — спросил Мурад Хабулам.

— Нет, разве что один из вас отважится сыграть роль призрака. Разумеется, я не могу ему советовать, ведь чужеземец посмотрит на него и наведет порчу. И все же кого мы выбрали на эту роль?

— Хумуна.

— Нет, нет! — боязливо воскликнул слуга. — Я был вначале готов на это, но теперь мне вовсе не нравится строить из себя призрак старухи. Моя жизнь мне милее.

— Тогда, может быть, мы найдем другого, — сказал Хабулам.

Поскольку все отказались, он продолжил:

— Итак, нет? Ладно, тогда придумаем что-нибудь другое. Мы собрались здесь все вместе и можем это обсудить.

— Нам не нужно долго совещаться, — пояснил Баруд эль-Амасат. — Мы хотим одного, чтобы эти люди умерли. Нам надо убить их так, чтобы немец не сумел взглянуть на нас. Такое возможно, если мы нападем на него и его людей, когда они уснут.

— Совершенно верно! — согласился Манах эль-Барша. — Подождем, пока они уснут, и нападем на них, если только крысиный яд, который им подсыпал мой брат, не убьет их раньше.

— Крысиный яд? — переспросил Мубарек. — Они что, его приняли?

— Да. Я договорился об этом с Хабуламом, когда сообщил ему о вашем прибытии. Он хотел добавить его в яичный пирог, который они, надеюсь, уже съели.

— Что ж, в таком случае они неизбежно умрут, если только яда положили не слишком мало.

— Ох, я высыпал туда три полные горсти, — сказал Хабулам. — Этого хватит, чтобы извести десяток человек. Эти же мошенники ничуть не пострадали.

— Ничуть? Почему?

— Потому что они не стали есть яичный пирог. Этот плут с дурным глазом тотчас заметил, что пирог отравлен.

— Не может быть!

— Не может быть? Хотел бы я знать, что вообще может быть с этим гяуром! Подумайте только, он пришел ко мне с тремя своими спутниками и принес мне яичный пирог. В своей приветливой, но издевательской манере он сказал мне, что лучшая часть кушанья полагается хозяину и предложил мне отведать этот пирог.

— Ах ты!

— Еще он потребовал, чтобы я ел этот пирог у них на глазах. Он даже украсил пирог дохлыми воробьями, на которых вначале опробовал яд.

— О Аллах! Ему кто-то выдал секрет!

— Конечно. К несчастью, Яник уже отведал этот пирог и, наверное, умрет.

— О нем нечего печалиться! — злобно заметил Хумун.

— Потому что он твой враг? Подумай только, какое подозрение может лечь на меня! Меня обвинят в отравительстве.

И он пересказал изумленным слушателям всю разыгравшуюся сценку. Затем он продолжил:

— Яичный пирог вместе с воробьями уничтожен, и пусть теперь кто-нибудь докажет, что он был отравлен!

— Это докажет смерть Яника.

— О нет! Кто знает, чего он наелся? Я скажу, что сам съел яичный пирог. Мне это нисколько не повредило.

— Но, может быть, чужеземцы сегодня вечером еще будут ужинать?

— Я тоже так думаю. По крайней мере, я предложу им ужин, конечно, без всякого яда, ведь я не хочу, чтобы они снова узнали, что я подмешиваю яд, и изобличили меня. Нет, сегодня вечером я угощу их так щедро и вкусно, словно они и впрямь мои любимые гости.

— Полагаю, ты правильно поступишь. Это гостеприимство собьет их с толку и рассеет их подозрения. Они беспечно уснут и станут легкой добычей для нас. Так что, накорми их как можно щедрее. Ты ведь можешь! Что тебе это стоит? Это пустяк по сравнению с теми невероятными барышами, что ты получал и еще получишь, оставаясь нашим товарищем.

— Невероятными? Ты говоришь так, будто вы принесли мне миллионы. А ведь выгода, которую я получаю, мала по сравнению с опасностью, которой я подвергаюсь, став вашим агентом.