На земле и на небе - [10]

— Это тот, что на углу? — уточнила Катя.

Роман кивнул.

Войдя в квартиру, она быстро огляделась. Слава богу, никого нет и не надо никому ничего объяснять. Она черкнула записку: «Я в доме отдыха, готовлюсь к экзаменам. Не беспокойтесь. Вернусь через пять дней». Достав из шкафа джинсовый костюм и ярко-оранжевую куртку, быстро переоделась. Запихнув еще кое-что из одежды в дорожную сумку, посмотрела на часы. Еще пять минут. Кстати, а где Анюткина губная помада? Она ринулась в комнату сестры. Как всегда, черт ногу сломит! На письменном столе чайная чашка, мохнатая игрушечная обезьяна и переносная магнитола. Катя заглянула во все ящички стола, открыла и платяной шкаф, посмотрела даже на книжной полке, где стояли все Анины «чертоги страсти». Ну почему она не догадалась тогда попросить у сестры эту волшебную помаду! «Ладно, как-нибудь обойдусь», — с легким сожалением подумала Катя и тут же увидела — рядом с пучеглазой обезьяной спокойно лежал ярко-бордовый тюбик.

Катерина подошла к зеркалу, осторожно выкрутила алый язычок пахнущей карамелью губной помады и с легким волнением нанесла ее на губы. Чуть отстранившись от зеркала, она еще раз взглянула на себя. Да, губы у нее действительно красивые, подумала она и улыбнулась своему отражению. Взглянула на часы — десять минут двенадцатого. Опоздала! Катя поспешно схватила сумку и, уже закрывая дверь, услышала телефонный звонок. Она на несколько секунд застыла в нерешительности, но тут звонок оборвался — и Катя с облегчением сделала последний поворот ключа. Она не верила в приметы, но была рада, что возвращаться не пришлось.

Роман укоризненно показал ей на часы:

— Опаздывать — других не уважать.

Катя не успела даже рта раскрыть в свое оправдание, как почувствовала, что сильные пальцы сжали ее руку.

— Быстрее, не хватает еще упустить электричку.

…Пансионат оказался тихим и уютным. Одни пенсионеры и инвалиды. Но Роману с Катей было все равно. Чистые простыни — и все. Больше им ничего не было нужно.

Не успела Катя войти в комнату и оглядеться, как Роман прижал ее к себе, и она потонула в его объятиях. Он всю дорогу не сводил взгляда с ее маняще-зовущего рта. И вот опять. Солоноватый привкус ее губ, матовая с розовым оттенком кожа, жар ее тела. Куртка летит на пол, брюки, еще что-то белое, кружевное и прозрачное. Как изголодавшийся зверь, он страстно покрывал поцелуями ее легкое податливое тело. Она дрожала и стонала. Какая у нее чудесная грудь с розовыми бутонами сосков! Он прильнул губами к этой упругости, языком попробовав сосок. Катины глаза заволокло туманом, а ноги подкосились. Роман опрокинул ее на кровать, страстно покрывая поцелуями, и его руки скользнули в гладкую прохладу ее бедер. Она выгнулась дугой, ее губы влажно приоткрылись. И он вошел в нее.

— А-ах, — выдохнула она глубоко. Ее тело замерло на несколько мгновений, привыкая к новому своему ощущению радостной заполненности, с тонким привкусом щемящей боли. Это было как изысканное вино с легкой горчинкой. А потом незнакомый волнующий, сумасшедший хмель ударил ей в голову. И ее тело стало реагировать на его глубокие толчки. Еще, еще, еще… Наслаждение вечностью…

Пять дней пролетели как в угаре. Какие конспекты, какие учебники?! Только наслаждение. Они могли целоваться часами. Он обожал ее губы. Когда, усталые после любовных игр, они лежали, прижавшись друг к другу, он проводил пальцем по плавным линиям ее пунцовых от непрерывных поцелуев губ и потом опять нежно целовал. Ее губы легко вздрагивали, он языком пробовал их на вкус, облизывая каждый миллиметр ее жаркого, алого и без помады рта. Его руки горячо обнимали, ласкали, исследовали ее упругое, молодое тело. Он любил гладить ее прохладные ягодицы с нежным пушком между округлостями. Ее тело реагировало на каждое его прикосновение. И когда его тонкие пальцы касались самого сокровенного, влажного и мягкого, она вскрикивала от этой страстной жажды — вновь ощутить его в себе. И опять их тела сливались воедино.

Иногда они все же делали передышку и, пошатываясь на ватных от усталости ногах, выходили на улицу. Они гуляли в обнимку по окрестностям, жмурясь от яркого весеннего солнца, и бездумная улыбка не сходила с их лиц.

О, как они были счастливы в ту их первую неделю!

ГЛАВА 2

Зазвенел звонок входной двери. Катерина очнулась, и, стряхнув остатки воспоминаний, поспешила в прихожую.

— Держи свое сокровище.

На пороге, держа за руку ее пятилетнюю дочь, стояла соседка Шура.

— Мамочка, а вот и я. — Девочка бросилась к матери, обняла ее бедра и уткнулась личиком ей в живот.

По тому, как ее дочь старательно прятала от нее глаза, Катя сразу догадалась, что она опять набедокурила.

— Что на этот раз? — встревоженно спросила она у соседки.

— Ничего страшного, как всегда, — успокоила ее Шура. — Только я отошла на кухню — обед готовила, — разодрались из-за игрушек. Вот медведю голову оторвали. — Она протянула Кате игрушку, мягкого бурого медведя, вернее, то, что от него осталось, попрощалась и закрыла за собой дверь.

— Это не я, не я, — затараторила Ксюшка, пятилетнее ангелоподобное создание с дерзко блестящими большими глазами цвета янтаря. — Это Санька сам, сам. Я ему говорю: «Это мой медведь, ты бери Барби», — а он ни в какую. Говорит: «Ты девочка, вот и играй с этой глупой куклой». А мне хотелось медведя! — Ее глаза наполнились слезами, и она громко заревела. — Как девочка, так и играй со всякой ерундой. А мальчишкам — и танки, и медведи, и «Лего», а мне — куклы эти дурацкие-е-е-е.