На заволжских озёрах - [9]

Мы перестали грести. Когда пароход прошёл мимо нас, мы закачались на поднятой волне, не спуская глаз с «Борчаги». Пароход подходил к ней всё ближе и ближе, но Андрей всё сильнее грёб ему наперерез и успокоился только тогда, когда подплыл чуть ли не к самым колёсам парохода. На палубе столпились пассажиры и с интересом наблюдали крошечную ярко-зелёную лодочку со странным названием и с какой-то фантастической рыбиной. С мостика что-то кричали, пароход давал отрывистые, сердитые гудки. Вдруг лодочка куда-то провалилась, потом высоко вынырнула на набежавший вал, снова скрылась и вновь выскочила на вершину следующего вала. Мы облегчённо вздохнули, заорали во всё горло «ура» и замахали руками. Оставшиеся на берегу тоже что-то кричали, махали нам. Даже Иван Васильевич размахивал своей фуражкой с длинным козырьком и высокой тульей, каких теперь уже давно не носят.

Я был безмерно горд за нашу лодку, громче всех кричал и стоя размахивал соломенной — «лошадиной», как назвал её Митя, — шляпой. Да и было от чего! Уж если наша «Борчага» выдержала такие испытания, то на спокойной воде заволжских озёр или в Кудьме ей и вовсе ничего не страшно.

* * *

Нос нашей лодки врезался в отлогий песчаный берег. Мы вышли, вынули из лодки и сложили на песок всё своё снаряжение и стали ждать, пока подплывёт к нам отставшая «Борчага». Когда Андрей и Горка вышли на берег, мы пожурили их и взяли с них обещание больше не подплывать близко к пароходу и слушаться нас, старших.

Теперь нужно было отослать лишних ребят на рыбацкой лодке обратно. Чтобы утешить их, Михаил Алексеевич предложил им приехать на озеро завтра днём. Всё равно среди дня ловля плохая.

— А теперь, ребята, давайте выкупаемся. Можете и на «Борчаге» немного покататься. Только не балуйтесь.

Ну уж и досталось бедной «Борчаге»! Мы боялись, что ребята сломают наше хрупкое судёнышко, поэтому пришлось установить очередь.

С трудом выгнал я ребят из воды, заставил сесть в большую лодку и велел ехать обратно. А мы с Михаилом Алексеевичем, Митей, Андреем и Горкой, распределив между собой всё наше снаряжение, зашагали по чистейшему, ослепительно сверкающему розовато-белому песку.

Увязая босыми ногами в горячем песке, мы подошли к густым, высоким зарослям тальника и гуськом по узенькой тропинке вышли на прекрасные поляны и душистые луга пустынных, необъятных заволжских просторов.

День был тихий, безветренный. С белёсого, безоблачного неба светило жаркое солнце. Крепко пахли напитанные зноем цветы и травы. Не шелестел ни один листик, ни одна травинка. Лишь разноцветные бабочки и стрекозы носились в горячем воздухе да в высокой траве наперебой стрекотали и прыгали кузнечики.

Тропинка затейливо вилась среди нехоженой травы, продиралась через густые кусты шиповника и смородины, углублялась в прохладу дубовых, ольховых и липовых перелесков, поднималась на верх невысокого холма, сбегала вниз и, наконец, вывела нас к лежащему между крутых берегов озеру Борчага.

Хотя путь был и не очень долгий, но мы основательно утомились, так как нести в жару на руках лодку и нашу порядочную поклажу было тяжело.

Наконец-то мы сбросили с себя груз на облюбованное место и расположились лагерем на высоком берегу озера, под прохладной тенью корявых, раскидистых дубов. Только здесь и можно было дышать! Озеро блестящими зайчиками чуть-чуть просвечивало через густую листву прибрежных деревьев и кустов. Слева на ровной, как стол, луговине с одинокими дубками и вязами стояли два больших стога сена.

Мы спустили лодку, привязали её к толстому суку нависшего осокоря и начали устраивать свой привал. Один заготовлял на ночь сухой хворост, другой пошёл за сеном для предстоящего ночлега, третий вбивал сошнички для костра. Работы хватило на всех. Мы разбирали наши припасы, развешивали и раскладывали их так, чтобы всё было под руками. Михаил Алексеевич тем временем развернул палатку и разбил её между деревьями, а Горка нарубил топориком хворост и уложил его в одну кучу.

Солнце поднялось совсем высоко, когда мы закончили устройство лагеря.

— Ну вот, старик, есть у нас с тобой надёжный, уютный дом, — сказал Михаил Алексеевич. — Теперь, если хочешь, можно приняться за плотву и окуней. А то, я вижу, ты давно на озеро косишься.

НА РЫБНОЙ ЛОВЛЕ

Оба мы с Михаилом Алексеевичем отлично знали, что днём, в жару, рассчитывать на удачливую ловлю было трудно. Обычно в это время клёв крупной рыбы очень вялый или совсем прекращается. В такие дни можно ловить только на утренней или вечерней зорьке. Другое дело, если денёк выдаётся серенький. Тогда можно ловить и среди дня так же успешно, как и на зорьке.

Особенно хорошо ловится после дождя. Помню, как однажды были мы с Михаилом Алексеевичем на другом заволжском озере — Сумках. Мы целый день понапрасну хлопали поплавками по воде. Словно вся рыба в озере вымерла. Даже на вечерней заре поймали так мало, что нам едва хватило рыбы на жиденькую, «городскую», уху. Уже решили сняться с этого озера и перейти на другое, но утром набежали тучи, хлынул дождь и лил целый день и весь вечер. Ночью тучи начали было рассеиваться, но часов в шесть вновь начался проливной дождь и опять лил весь день. Мы не знали, что делать от скуки. Составляли ребусы, перепели все, какие знали, песни, пересказали все истории. Одно, пожалуй, было хорошо: наконец-то написали письма домой. Из-за проливного дождя мы даже чайника вскипятить не могли. Так и просидели двое суток на сухомятке. Зато после дождя был такой клёв, что до сих пор вспоминаем о нём и часто говорим друг другу: «А помнишь, как на Сумках после дождя клевало?»