На заре земли Русской - [20]

Шрифт
Интервал

Он опустился на край постели подле нее, ласково провел ладонью по щеке. Александра не проснулась, даже, казалось, не почувствовала ничего: ничто не дрогнуло в ее тонком, спокойном лице, и только тогда Всеслав заметил, что она бледна, словно лен, и дыхания не слышно. Чуть приподнял ее, встряхнул, держа за плечи, несколько раз позвал по имени — ничего. Только ресницы дрогнули, отбрасывая холодные голубоватые тени на бледное, почти побелевшее лицо.

Через несколько минут вся челядь была уже на ногах. Никто не знал и даже не представлял себе, что могло случиться, и хотя к княгине никого не пускали, все гадали, что же произошло. Никак не простая хворь, что-то совсем иное, отчего и излечиться не так легко будет, если вовсе удастся ее спасти. И пусть Александра сама о том не догадывалась, ее все полюбили за добрый и кроткий нрав и теперь тревожились за нее. Послали за лекарем — тот пришел быстро, и до него уже долетела весть о случившемся.

Едва ли не все, кто был в то утро в тереме, столпились у лестницы на втором полу, ждали, что скажет лекарь. Кто-то шепотом молился, осеняя себя крестным знамением. Всеслав молчал и оставался суров и спокоен, но все понимали, какую бурю приходится ему сдерживать. Наконец дверь горницы отворилась, на пороге появился старик-знахарь. Взгляд его был опущен к полу, морщинистые, чуть дрожащие, но крепкие руки — сцеплены замком.

— Княже, — он устало посмотрел на Всеслава из-под нависших седых бровей. — Зайди.

Всеслав поспешно вошел, запер дверь, огляделся. Окно было распахнуто, по горнице гулял прохладный свежий ветер, повсюду терпко пахло сухими травами. Александра по-прежнему лежала на постели безвольной тряпичной куклой.

— Что ты… — Всеслав хотел было возмутиться, но осекся. Метнулся к постели, сжал прохладную руку любимой. — Александра! Ласточка!

— Брось, княже, не скоро проснется, — лекарь безнадежно махнул рукой. — Кто-то ей сонного зелья подмешал. Кошачья трава, бузинные цветки, настойка ромашки, да еще и водой чистой не разведенные — вот и спит, как мертвая. К вечеру, даст Господь, получше станет, поглядеть надо.

Всеслав шумно выдохнул, сжал виски двумя пальцами. И когда же кто успел?

— А ведь она давеча из моего кубка пила, — вдруг вспомнил он и снова встревоженно взглянул на знахаря. — А я не стал…

И все произошедшее за минувшее утро сплелось в единый узелок, сразу расставивший ответы по местам: кому-то нужно было, чтобы князь этим утром никуда из своей горницы не уходил. Кто-то передал кому-то грамоты, писанные для Изяслава. И Радомир еще пропал, с давешнего вечера не показывался, и даже дочь его Милослава не знает, где он.

— Спасибо тебе, дедушка. Теперь только ждать остается…

— Ступай, княже, ступай, — старик доверительно тронул его руку, напряженно сжавшую рукоять меча. — Не тревожься за ладушку свою, ничего с ней не станется, поспит маленько, да и все тут. Погоди за меч хвататься. Семь раз подумай, прежде чем кого-то казнить.

Князь рассеянно кивнул, вложил ему в руку пару золотых гривен и вышел. Младшие гридни разогнали любопытных, и в галереях было тихо, только где-то вдалеке разносились приглушенные голоса. В дружинной избе уже собрались старшие бояре: Андрей привел всех совет держать, что делать с пленными заговорщиками и как искать того, кто виновен в самом заговоре и в хвори молодой княгини. Когда Всеслав вошел, все приумолкли и обернулись в его сторону. Тяжелый, суровый взгляд не предвещал ничего доброго.

— Благодарите Бога за то, что в кубке был не яд, — промолвил он негромко, но такой холод зазвенел в его голосе, что все невольно вздрогнули. — И за то, что двоих уже отыскали. Грамоту, что этот Ратибор писал, нам теперь не вернуть точно. Но остановить их помощника можно успеть.

— Кто на давешнем пиру князю чашу с вином передал? — Андрей сощурился, оглядел бояр, взгляд его задержался на стольнике Нежате. — Что, кто наливал, тот и передал?

Нежата изумленно распахнул глаза, упал на колени, ударил себя в грудь, стал кланяться.

— Княже, ей-богу, клянусь, могу крест поцеловать, не я!

— Ты мне понапрасну не божись, Бога по каждому пустяку не поминай, — Всеслав отступил на шаг и скрестил руки на груди. — Не ты один за столом сидел да вокруг вертелся. Что, Андрей, кто до тебя из чаши пил?

— Михалка, друг мой, — боярин взглянул в сторону старшего гридня Михайлы, который нервно крутил в руках короткий клинок. — Он мне передал.

— А мне Тимофей…

— А мне… — сотник огляделся, но не нашел того, кого искал, и отвел глаза. — А мне — Радомир…

— Так, — протянул Всеслав. — Радомира — искать. Если до темноты не вернется, придется искать не только в уделе. А если вернется — сразу ко мне.

* * *

Александра проснулась только за полдень. В голове шумело, словно после удара, во рту оставался горьковатый привкус каких-то трав. Она не понимала, из-за чего так крепко уснула и не проснулась, по обыкновению, с первыми лучами, и из-за чего теперь так сильно болит голова. У ее постели, за столом, придвинутом к окну, сидел старый знахарь Микула и что-то читал, перелистывал тяжелые желтоватые страницы огромной книги.

Девушка попыталась встать, но ноги не удержали, в глазах потемнело, и она почти рухнула обратно на постель. Тихо застонала от слабости и бессилия — что же случилось? Заслышав ее возню, старик обернулся. Добрые лучики морщинок разбежались от его голубых глаз к вискам, тонкие впалые губы тронула улыбка.


Рекомендуем почитать
Ядерная зима. Что будет, когда нас не будет?

6 и 9 августа 1945 года японские города Хиросима и Нагасаки озарились светом тысячи солнц. Две ядерные бомбы, сброшенные на эти города, буквально стерли все живое на сотни километров вокруг этих городов. Именно тогда люди впервые задумались о том, что будет, если кто-то бросит бомбу в ответ. Что случится в результате глобального ядерного конфликта? Что произойдет с людьми, с планетой, останется ли жизнь на земле? А если останется, то что это будет за жизнь? Об истории создания ядерной бомбы, механизме действия ядерного оружия и ядерной зиме рассказывают лучшие физики мира.


За пять веков до Соломона

Роман на стыке жанров. Библейская история, что случилась более трех тысяч лет назад, и лидерские законы, которые действуют и сегодня. При создании обложки использована картина Дэвида Робертса «Израильтяне покидают Египет» (1828 год.)


Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.