На заре и ясным днем - [35]

И вот представь себе такой момент. Отличный солдат, назовем его условно Сидоров, в этом бою снова отличился — уничтожил, скажем, десять врагов. А после этого закинул винтовку за плечи и пошел к окопу да еще добавил на прощание: «Я на сегодня сделал свое дело. И сделал так, как надо. А теперь попробуйте вы так повоевать! Когда меня догоните, тогда, пожалуйста, я опять вместе с вами встану на огневой рубеж».

Ведь нелепо, согласись, чушь какая-то…

А у нас этой осенью, при таком большом хлебе, когда потери с каждым днем все больше и больше, когда хлеб молотит ветер и бросает наземь ливень, разве у нас, в этом напряжении всех сил, в этой усталости до одури, разве у нас была не атака?! Разве не бой?

Вот ты сейчас, наверное, думаешь, что знаешь, как я сам отвечу на эти вопросы. И ошибаешься. Если быть точным, надо признать — нет, не атака, нет, не бой.

И все-таки согласись, что по духу, по отношению к земле, к людям разве то, как выкладывались ребята, не отрываясь от штурвалов комбайнов по 14–16 часов в сутки, непохоже на атаку?

А что делает в этой обстановке твой Петраков? Он обходит всех соперников. И молодец он! Причем как обходит! На 80 гектаров! Попробуй сейчас догони его! Он-то знал, что уже обеспечил себе победу. И не ошибся. Так и случилось — достать Петракова никто не смог, даже Абакумов, хотя был к нему всех ближе.

И вот тогда, раскусив ситуацию, Петраков поворачивает свой комбайн с поля. Повернул и угнал к дому.

Стал отдыхать, точнее, гулять, еще точнее — пьянствовать. И это в то время, когда у всех силы уже на исходе…

Григорий Тимофеевич закурил, дал огня бригадиру, глубоко затянулся.

— Ты думаешь, что за эти три дня, которые он прогулял, просто за пьянку лишили его мы первой премии! (Хотя за это обязательно надо лишить всех почестей.) Мы его осудили и наказали прежде всего как дезертира.

Подумал, забарабанил пальцами по спинке стула:

— Это заблуждение: «Победителей не судят». Победителей судят. Если занял первое место, это еще не значит, что победил. Побеждает тот, кто до конца боя не покидает поле брани…

Над степью стояла сплошная завеса дождя. Еще не было шести утра, а Хохлов был уже у себя в кабинете. Вызвал секретаря.

— Садись за машинку, будешь печатать приказ по совхозу.

— А где черновик?

— Здесь, — Хохлов постучал пальцем по лбу. — Печатай! «Приказ номер…» Какой у нас последний был номер? Двести восемь? Печатай: приказ номер двести девять от 21 сентября… Напечатала? Так…

«Рабочими совхоза проделана большая работа по выращиванию 120-пудового урожая… Но погодные условия складываются так, что гибнет выращенный урожай… Гибнет наше с вами богатство, гибнет плодотворный героический труд, а поэтому нужно последнее усилие коллектива, всех людей, проживающих на территории совхоза, будь то школьник, учитель, пенсионер, служащий, рабочий любой профессии, — только все вместе, по возможности своих сил спасут богатство своим трудом.

На первых порах обмолота нами были допущены простои из-за несвоевременной организации подачи транспорта под комбайны, были простои и из-за нежелания комбайнеров молотить ночью, так как трудно. Конечно, тяжело, трудно работать по 14–18 часов в сутки. Но нужно! Понять это до глубины души надо! И знать надо, что в таких же условиях наш сосед, Свердловский совхоз, работает лучше, чем мы.

Администрация совхоза обращается ко всем жителям: выше трудовой накал! Кому дорого богатство совхоза, идите в огород, на склад, в поле — везде сейчас нужны, как никогда, рабочие руки.

Во избежание простоев приказываю:

…5. Несмотря на ненастную погоду, главному агроному Асямолову В. И. производить засыпку семян для просушки, в течение 2-х дней пустить сушилку.

…6. Тов. Драчеву и тов. Ступиной организовать и обеспечить круглосуточную работу.

7. Для спасения зерна в 3-х дневный срок запустить механический ток Котликского отделения.

Ответственный тов. Подкорытов С. Г.

Директор Хохлов».

Когда приказ был подписан, Хохлов попросил машинистку срочно разыскать председателя рабочкома и передать ему, чтобы рабочком сегодня же ознакомил с ним всех до одного жителей совхоза.

А дождь все лил и лил… Часы на стене показывали 6. 30 утра, когда в дверях появился начальник узла связи член парткома Анатолий Стремяков вместе с парторгом Виктором Ивановичем Кочкиным. И едва он переступил порог, Хохлов взял его в оборот:

— Анатолий Федорович, немедленно объявите по радио аврал по всему совхозу, зачитайте мой приказ. Повторите два, три раза. И еще по пути разыщите комсомольского секретаря Гену Гусева и срочно пошлите его ко мне. Он у нас самый молодой из руководства, значит, самый моторный. Ясно? Ну быстро!

Взял телефонную трубку. Задумался. Потом вслух: «Все на своих местах. Парторг на Центральном, глав-спецы на местах…»

— Гараж? Где завгар? Слушаешь? Срочно, немедленно собери всех шоферов, нет, пожалуй, не всех, самых опытных… Вот-вот, Криворотова не забудь, Кискина обязательно. И этого, как его?.. Да, Кочкина. То же самое трактористов. Понял? Ну действуй!

Девушка? Соедини с элеватором. Не отвечает? Дай квартиру Брагина. Квартира? Иван Семенович? Ты чего это сегодня дома? Дождь идет, никто не едет? У нас нет никакого дождя. Сегодня мы работаем на полную катушку. Так что принимай зерно. Устрой, пожалуйста! Когда выезжаем? Через полчаса. У тебя? Через два часа встречай… Да, примерно две тысячи центнеров. Потеряем на рефакции? Зато спасем хлеб. Ну привет!