На заработках - [38]

Демянскимъ деревенскимъ женщинамъ, а также Акулинѣ, Аринѣ и Лукерьѣ прикащикъ Емельянъ Алексѣевъ поручилъ разбирать кучу съ костями и сортировать кости на большія и маленькія, полыя и не полыя и ссыпать ихъ въ мѣшки. Женщины принялись за работу усердно. Работа кипѣла. Прикащикъ стоялъ, смотрѣлъ и одобрительно говорилъ:

— Молодцы, бабы, молодцы! Такъ, такъ…

— Да ужъ мы-то постараемся, а ты вотъ похлопочика, землячекъ, чтобы хозяинъ насъ за наше усердіе чайкомъ вечеромъ попоилъ, сказала Акулина.

— Ну, ужъ этого у насъ не полагается. А получишь вечеромъ двугривенный, такъ на эти деньги можешь пить хоть шампанское, отвѣчалъ прикащикъ и отошелъ отъ поденьщицъ.

— Кости-то, дѣвоньки, разбирать рай красный, заговорила баба съ широкимъ лицомъ. — Онѣ хоть и воняютъ, да не очень. А вотъ какъ я, лѣтось, тряпки разбирала, такъ просто бѣда. Такая вонь, что не приведи Богъ. Да и пыль летитъ. Ѣдкая-преѣдкая пыль эдакая. Глаза кусаетъ, въ носу свербитъ. И кашель, и чиханье тебя пройметъ. Ужъ мы въ тѣ поры что дѣлали? Платками ротъ и носъ себѣ завязывали. Право слово.

— Вишь, ты, нѣженка какая! откликнулась Лукерья. — А я такъ здѣсь тоже тряпки разбирала — и ничего.

— Это, дѣвушка, у кого нутро какое. У одного нутро выноситъ, а у другаго не выноситъ.

— Непріятно, что говорить, продолжала Лукерья. — Дѣйствительно въ носу свербитъ, но прочихаешься, папироску покуришь — и ничего.

— Ну, мы этимъ баловствомъ не занимаемся, а потому мнѣ куда трудно было, отвѣчала женщина съ широкимъ лицомъ.

Въ это время въ отдаленіи показался самъ хозяинъ двора Акимъ Михайловъ Лузинъ. Его подводилъ къ работающимъ женщинамъ прикащикъ.

— Хозяинъ идетъ, хозяинъ… заговорила демянская скуластая женщина. — Понавалитесь, дѣвушки, на работу, прнавалитесь! прибавила она.

Женщины нагнулись надъ кучей и усердно заработали, разбирая кости.

XXX

Хозяинъ тряпичнаго двора, Акимъ Михайловъ Лузинъ, былъ плотный, рослый человѣкъ съ окладистой русой бородой, съ заплывшими жиромъ глазами и съ значительно выдающимся чревомъ. По одеждѣ онъ ничѣмъ не отличался отъ своего прикащика Емельяна Алексѣева; развѣ только сапоги были тщательно вычищены и имѣли больше сборокъ на голенищахъ. Съ поденьщицамъ хозяинъ подошелъ вмѣстѣ съ прикащикомъ и остановился, барабаня себя пальцами по животу. Поденьщицы перестали работать и въ поясъ поклонились ему, но онъ не пошевелилъ даже и картуза въ отвѣтъ на поклонъ и сказалъ прикащику:

— Убавлять народа не будемъ. Зачѣмъ обижать, коли ужъ ежели пришли! А только напрасно ты ихъ кость-то разбирать заставилъ. Кость такой товаръ, что можетъ сколько хочешь лежать, ей ничего не дѣлается, а у насъ тряпка прѣетъ, надо намъ на тряпку поналечь и съ ней разобраться. Льняная тряпка всегда въ спросѣ. На нее даже есть у меня и теперь покупатель. Отобрать ее, да и свезти на фабрику.

— Да вѣдь я собственно изъ-за того кость заставилъ разбирать, что думалъ, что не весь народъ возьмете, — отвѣчалъ прикащикъ. — Просто, чтобы имъ безъ дѣла до васъ не мотаться. А потомъ, думаю, отберете сколько народу требуется, такъ я ихъ на тряпку и посажу.

— Всѣхъ оставимъ. Только пересади на тряпку.

— Спасибо тебѣ, господинъ хозяинъ, спасибо, заговорили женщины.

— Ну, вотъ что, бабы… сказалъ прикащикъ. — Поналягте поусерднѣе, съ этой грудой покончите, перенесете кости въ корзинкахъ вонъ подъ тотъ навѣсъ, да я васъ въ сарай посажу. Надо тряпкой заняться. Всѣ четырнадцать душъ на тряпки садить, Акимъ Михайлычъ?

— Всѣхъ, всѣхъ…

— Тетки! Кончайте и вы здѣсь! И вы на тряпки!.. крикнулъ прикащикъ старухѣ и двумъ женщинамъ, которыя рылись за отдѣльной кучей еще до прихода партіи поденьщицъ, предводительствуемой Лукерьей.

— Что-жъ, мнѣ тряпки-то лучше разбирать. Около тряпокъ-то я по крайности сяду и сидя буду разбирать, отвѣчала старуха. — Здѣсь стоя и согнувшись, а старыя-то ноги да спина, самъ знаешь…

— Ну, ты бобы-то не разводи, а слушай…

Хозяинъ потоптался и сталъ уходить. Прикащикъ остался около поденьщицъ.

— Понавались, ребята, понавались! воодушевительно крикнулъ онъ имъ. — А ты, косоглазая, и ты, курносая… Какъ васъ звать-то?.. Вы вотъ ссыпайте кость по сортамъ въ корзинки и стаскивайте подъ навѣсъ въ кучи, такъ дѣло-то скорѣе пойдетъ.

Двѣ демянскія бабы отдѣлились и стали перетаскивать кость подъ навѣсъ. Вскорѣ къ нимъ присоединились и Акулина съ Ариной, ибо разборъ кучи приходилъ уже къ концу. Прикащикъ зазвенѣлъ связкой ключей и пошелъ отворять сарай, гдѣ были сложены не разсортированныя еще тряпки. Скрипнули полотна широкихъ сарайныхъ дверей, распахнувшихся настежъ, и всѣхъ обдало дѣйствительно сквернымъ, противнымъ запахомъ грязныхъ тряпокъ.

— Ну, что, дѣвушки, не говорила я вамъ? Слышите, какой противный духъ пошелъ! сказала товаркамъ демянская баба съ широкимъ лицомъ, морща носъ.

— Ну, чего ты пугаешь-то?! перебила ее Лукерья. — Это оттого, что тряпки въ заперти были, а сейчасъ провѣтрятся и духъ будетъ меньше.

— Ну, идите! Идите сюда всѣ въ сарай! манилъ прикащикъ женщинъ… — Вотъ тряпка… указалъ онъ имъ на цѣлые ворохи тряпья, когда онѣ подошли и остановились на порогѣ дверей. — Тутъ она у насъ разная, безъ разбора, всѣхъ сортовъ. Тутъ и льняная, тутъ и шерстяная, тутъ и бумажная, такъ нужна ее по сортамъ…