На заработках - [36]

— Положи ужъ и за меня копѣечку, Акулинушка, ежели милость твоя будетъ, шепнула Акулинѣ Лукерья. — Двѣ копѣйки я тебѣ должна, ну, а теперь ужъ три должна буду. Я, ей-ей, отдамъ. Ты не сомнѣвайся.

— Ладно, ладно, отвѣчала Акулина, сосчитала деньги и пошла въ часовню купить свѣчку.

Черезъ минуту мірская свѣчка теплилась уже передъ образомъ. Толпа женщинъ стояла передъ входомъ въ часовню и опять набожно крестилась.

— Ну, поторапливайтесь теперь, товарушки, поторапливайтесь, а то какъ-бы не опоздать, да не привязался-бы хозяинъ-то, что поздно пришли, торопила Лукерья женщинъ.

— Нѣтъ, ужъ теперь не привяжется, теперь намъ Богъ поможетъ, потому хорошее дѣло мы сдѣлали по своему усердію, не попуститъ Царица Небесная, чтобы онъ привязался, весело и увѣренно сказала Акулина и быстро зашагала, стараясь опередить Лукерью.

— Далеко еще идти? спрашивала Лукерью демянская женщина съ широкимъ лицомъ. — Вѣдь вотъ и работала я здѣсь лѣтомъ, а дорогу, хоть убей, не помню.

— А вотъ эту большую улицу пройдемъ, свернемъ въ первый переулокъ, потомъ во второй — въ этомъ, во второмъ переулкѣ и будетъ.

Попадались деревянные домики, выкрашенные желтой или сѣрой краской, весело смотрящіе, но наконецъ начались заборы, которыми были обнесены пустыри. Свернули въ послѣдній переулокъ, прошли далеко уже не весело смотрящій ветхій домъ съ деревянной, начинающей гнить, крышей, мѣстами на которой виднѣлся мохъ. Домъ этотъ совсѣмъ вросъ въ землю, нижняя часть его оконъ, съ заплатками на стеклахъ, почти касалась земли. За домомъ пошелъ покачнувшійся заборъ, сколоченный изъ барочнаго лѣса.

— Вотъ это тряпичный дворъ и есть. Сейчасъ ворота будутъ. Надо въ ворота входить, сказала Лукерья, указывая на заборъ.

— Вотъ, вотъ теперь и я вспомнила! воскликнула женщина съ широкимъ лицомъ.

— Ну, слава Богу! Пришли наконецъ. Коли было-бы хорошо, кабы намъ всѣмъ сюда безъ жеребьевки на работу попасть! послышалось въ толпѣ.

XXVII

Предводительствуемыя женщины, Лукерьей, свернули въ ворота, сдѣланныя въ заборѣ, и глазамъ ихъ представился огромный грязный дворъ, на которомъ то тамъ, то сямъ стояли покачнувшіеся ветхіе деревянные навѣсы и сараи. Подъ навѣсами виднѣлся разный хламъ, опрокинутыя койки телѣгъ, старые ящики, старыя колеса, оси, дышла, на половину поломанные кузовы городскихъ экипажей, виднѣлся даже опрокинутый на бокъ омнибусъ безъ колесъ. Между навѣсами, прямо на землѣ, также были навалены груды разнаго хлама. Груды эти равнялись чуть не съ крышами навѣсовъ. При ближайшемъ разсмотрѣніи, въ грудахъ можно было видѣть и обручное желѣзо, и ржавые гвозди, и кости, и стеклянный бой, пробки, катушки, жестяныя коробки и банки изъ-подъ консервовъ. На одной изъ грудъ лежала даже портретная, когда-то вызолоченная, рама съ обрывками темнаго закрашеннаго полотна, оставшагося уже только въ одномъ углу рамы. Три женщины буквально въ рубищѣ стояли наклонившись около одной изъ кучъ и, раскапывая палками, выбирали что-то такое изъ нея и складывали въ грязныя корзинки. Когда толпа вошедшихъ на дворъ женщинъ подошла къ роющимся въ кучѣ женщинамъ, послѣднія обернулись и выпрямились. Одна была старуха и двѣ среднихъ лѣтъ.

— Богъ на помочь, — сказала имъ Лукерья.

— Спасибо, отвѣчала старуха, изъ подъ-лобья посматривая на пришедшихъ, и прибавила:- Вишь, васъ сколько навалило! Работать, что ли, пришли?

— Да, загнала нужда. А гдѣ прикащикъ? Прикащикабы намъ повидать.

— Емельяна Алексѣича? Въ трактиръ чай пить ушелъ. Скоро вернется.

— Будемъ ждать, пробормотала Лукерья и, подмигнувъ пришедшимъ съ ней женщинамъ, сказала:- Опоздали вѣдь, милыя.

Демянскія бабы и Акулина съ Ариной мгновенно переглянулись и испуганно покачали головой.

— Стало быть ужъ теперь и по двугривенному не заполучишь? спросила Лукерью Акулина.

— Прикащикъ-то еще ничего, а вотъ хозяинъ… А все-таки и прикащикъ любитъ, чтобы пораньше являлись. Вотъ ужъ онъ въ трактиръ чай пить ушелъ. Вы вновѣ, милыя, или уже давно работаете на здѣшнемъ дворѣ? отнеслась Лукерья къ работающимъ женщинамъ.

— Я съ недѣлю, а вонъ онѣ, кажется, третій день, дала отвѣтъ старуха,

— По двугривенному?

— По двугривенному. Здѣсь ужъ положеніе извѣстное.

— Хозяинъ-то самъ еще не выходилъ?

— Да вѣдь онъ никогда такъ рано не выходитъ.

— Нѣтъ, тутъ я какъ-то въ началѣ поста работала, такъ онъ, бывало, спозаранку ужъ бродилъ по двору. Даже самъ и въ работу принималъ, которая ежели… Ухъ, какой жохъ!

— Да вѣдь въ началѣ поста рабочее утро-то когда начиналось? Часу съ восьмаго, потому раньше-то еще темно. Ну, а теперь иной расчетъ, теперь съ шести часовъ… Спитъ еще хозяинъ. Онъ часовъ въ восемь выходитъ. Вонъ онъ въ томъ домѣ живетъ.

И старуха указала на ветхій деревянный домъ, отгороженный, впрочемъ, отъ двора покосившейся невысокой рѣшеткой.

— Знаю, знаю я. Что ты мнѣ разсказываешь-то! Я бывалая.

Старуха и двѣ ея товарки снова принялись за работу. Старуха выбирала изъ кучи пробки, двѣ другія женщины вытаскивали стекло и жестяныя коробки и сортировали ихъ по корзинкамъ. Пришедшія съ Лукерьей женщины присѣли на бревна, лежавшія около запертаго сарая. Изъ сарая пробивалась сильная вонь.