На заработках - [16]

Онъ вынулъ изъ подъ давки свой мѣшокъ, сунулъ туда книжку и сталъ укладываться на полу около стола.

— Тушить, что-ли? спросилъ Спиридонъ.

— Туши, отвѣчала Акулина.

Лампа погасла и вся изба погрузилась, въ сонъ.

На утро, когда встали рабочіе, за стряпушество принялась уже одна изъ новоладожскихъ бабъ, назначенная Ардальономъ Сергѣевымъ въ стряпки съ вечера. Она и воду таскала, и дрова, принесла для печи, охапку кочерыжекъ притащила и начала громыхать желѣзной трубой, ставя самоваръ. Рабочіе принялись пить чай, но ужъ Арина и Акулина не присоединялись къ нимъ. Съ сегодня онѣ уже не состояли въ числѣ рабочихъ огорода, стало быть не могли пользоваться и хозяйскими харчами. У Акулины осталась еще въ котомкѣ горбушка черстваго хлѣба, купленнаго въ дорогѣ. Она подѣлилась имъ съ Ариной; въ двоемъ онѣ вышли изъ избы, подошли къ колодцу и здѣсь, около колодца, принялись ѣсть хлѣбъ, размачивая его въ водѣ и запивая водой, черпая ее изъ ведра ковшомъ, который захватили изъ кадки, стоявшей около крыльца избы.

— Какъ-бы хозяинъ не заругался за ковшъ-то, замѣтила Арина.

— Ну, вотъ… Не лютый звѣрь. Да и что ковшу сдѣлается?! отвѣчала Акулина.

Позавтракавъ, Арина и Акулина пошли просить у хозяина расчетъ и паспорты, дабы идти странствовать по Петербургу для поисковъ мѣстовъ. Рабочихъ уже не было въ избѣ. Они работали на огородѣ. Хозяинъ одинъ сидѣлъ за самоваромъ, курилъ трубку и приказывалъ стряпухѣ. Арина и Акулина, войдя въ избу, остановились у дверей и низко поклонились хозяину. Хозяинъ сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ ихъ, и продолжалъ разговаривать со стряпухой. Акулина поклонилась еще разъ и проговорила:

— За паспортами, милостивецъ. Расчитай насъ, выдай паспорты и отпусти.

— Дѣвкѣ могу отдать паспортъ, а что до тебя, то про это старуха еще на двое сказала, отвѣчалъ. Ардальонъ Сергѣевъ. — Твой паспортъ въ участкѣ и можетъ статься уже прописанъ и на него больничная марка налѣплена. Коли ежели что, то я тебѣ паспорта не отдамъ, пока не заработаешь рубля съ двумя пятіалтынными.

— Да какъ-же это такъ, голубчикъ?…

— Очень просто. Чего-жь ты въ батрачки лѣзла!. Я паспортъ въ прописку отдалъ: Можетъ быть, мнѣ его теперь изъ участка и не выдадутъ. Погоди до десяти часовъ. Я схожу въ участокъ и справлюсь. Не прописанъ, такъ какой мнѣ расчетъ тебя держать?! Вашей голодной шкуры нонѣ въ Питерѣ необерешься. Изъ однихъ харчей будутъ работать.

— Господи Іисусе, какъ-же это такъ…

— Нечего было рядиться на мѣсто, коли ты такая сума переметная. Тебя по шеямъ не гнали. Я только бѣлоручку, маменькину дочку согналъ.

— Да не могу-же я, милый человѣкъ, дѣвушку оставить, ежели она мнѣ отъ родителей препоручена.

— Да отпущу я тебя, ежели не прописанный паспортъ изъ участка отдадутъ. Вчера вонъ Аришкинъ выручилъ.

— А ежели мой прописанъ?

— Фу, ты пропасть! Вотъ безпонятливая-то! А прописанъ, такъ отдавай мнѣ рубль съ тремя гривенниками за прописку и больничныя.

— Да откуда-же у меня такія деньги, коли изъ голоднаго мѣста мы пришли?

— Ну, заживай у меня эти деньги, вотъ тебѣ и весь сказъ. Эй, Арина! На, получай твой паспортъ и расчетъ… обратился хозяинъ къ Аринѣ и подалъ ей паспортъ и три мѣдныхъ пятака заработной платы.

Акулина совсѣмъ растерялась. Выйдя изъ избы, она въ ожиданія, пока хозяинъ сходитъ въ участокъ за паспортомъ и рѣшитъ ея участь, бродила по огороду, уныло опустя руки.

— Ежели хозяинъ меня не отпуститъ, то просись тогда у него изъ-за однихъ харчей при мнѣ остаться, говорила она Аринѣ. — Вѣдь онъ теперь поворотилъ отъ тебя оглобли, приставать не будетъ. Ну, куда ты одна по Питеру бродить пойдешь? Дѣвушка молодая, глупая, не смышленная, ничего ты не знаешь!..

— Охъ, Акулинушка, тяжко!

— На заработкахъ, мать моя, никогда сладко не бываетъ. Надо ко всему притерпѣться, отвѣчала. Акулина.

Побродивъ по огороду, онѣ отправилась къ парникамъ, гдѣ работали женщины.

XIII

— Уходите? участливо спрашивали бабы Акулину и Арину.

— Уходимъ, да вотъ не знаю, какъ хозяинъ паспортъ мнѣ выдастъ, отвѣчала Акулина.

— Прощайте, сударки, не поминайте лихомъ. Вы знаете-ли куда идти-то надо? вмѣшалась одна изъ новоладожскихъ бывалыхъ бабѣ. — Вы ступайте къ Никольскому рынку. Тамъ наймы бываютъ. Туда хозяева сходятся, которымъ ежели рабочіе требуются. Тамъ и цѣна на мужика и бабу ставится. Ежели цѣны-то на бабу поднялись выше пятіалтыннаго на хозяйскихъ харчахъ, то и насъ увѣдомьте, а тo вѣдь нашъ хозяинъ намъ не скажетъ, будь баба, хоть по три гривенника.

— Да ужъ знамо дѣло, увѣдомимъ.

— Такъ вотъ на Никольскій рынокъ… Поспрошаете гдѣ Никольскій рынокъ и пройдете. Это далече отъ нашего огорода, ну, да языкъ до Кіева доведетъ.

— Сначала-то, умница, мы думаемъ все-таки по огородамъ походить. Вѣдь тутъ по близости огороды есть.

— Да, да, походите, подхватила другая новоладожская баба. — На Никольскій-то успѣете, Никольскій отъ васъ не уйдетъ. Вѣдь тебѣ нужно такъ, чтобы съ Ариной вмѣстѣ къ одному хозяину поступить, а на Никольскомъ нонѣ наймы въ, разбродъ.

— Да, да, умница, не оставлю я покуда Аришу. Надо, чтобъ она со мной вмѣстѣ недѣльки двѣ пожила, пока къ Питеру малость попривыкнетъ.

Часовъ въ десять утра явился изъ участка Ардальонъ Сергѣевъ.