На запретном берегу - [8]

Наутро, едва проснувшись, Тедран велел разыскать Конана. Как киммериец и полагал, новый хозяин собирался предложить ему взять из добычи все, что придется по нраву, и как можно скорее убираться восвояси. Тедран даже был готов пожертвовать значительной частью ценностей, если это поможет могучему северянину уехать в тот же день.

Но, обшарив весь замок от подвалов до башни, киммерийца нигде не нашли. Наконец один мальчишка, отиравшийся с утра у кухни, сказал, что Конан встал еще до света, поел с какими-то двумя богато наряженными дамами и уехал вместе с ними.

В первый миг Тедран растерялся. Но, обнаружив, что из всей добычи были взяты только шесть лошадей, небольшой запас еды и оговоренная часть сокровищ, новый барон вздохнул с облегчением и махнул рукой.

Глава 2 ЗЕРИТИ

Ведьма закончила творить колдовство и устало опустилась на пол рядом с алтарем. Над черным, иссеченным молниями камнем еще курились тоненькие струйки дыма. Ядовитые испарения клубились черным облаком, оно неподвижно висело под потолком, скрывая резные навершия колонн. Уголья на алтаре затянуло седой золой, тонкая пудра магического порошка сыпалась на плиты пола.

Все это были красноречивые свидетельства колдовских усилий — на этот раз неудачных. Но Зерити не отчаивалась, чувствуя, что даже неудачи приближают ее к заветной цели. Скоро, очень скоро невидимые преграды, подточенные, словно водой, искусными чарами, рассыплются в прах. Древние оковы будут разбиты, потайные двери — искрошены в щепы! И тогда настанет время исполнить великий, поражающий воображение замысел!

Отдохнув, ведьма спустилась по ступеням возвышения, на которых стоял алтарь. Возвышение изображало Звезду Магов, но от старости многие камни провалились, и магические линии были прерваны. Зерити, прийдя к ларду у стола с чадящей масляной лампой, принялась доставать и разворачивать пожелтевшие от времени пергаментные свитки, такие же желтые, как пальцы, теребящие их. Зерити невольно вздохнула. Ее когда-то бронзовая кожа побледнела и выцвела в этой душной темнице. Много лет прошло с тех пор, как ведьма в последний раз ощущала прикосновение солнечных лучей. Но Зерити не испытывала тоски по внешнему миру — одну только бесконечную усталость, рожденную бесчисленными часами ворожбы и магического транса. Глаза ее покраснели и слезились от удушливого, едкого дыма курений. Требовалось немедленно восстановить утраченные силы, пока ее еще не сморил сон.

Ибо труды ее в этот день были воистину велики. Подобно простому пахарю родной Стигии, что возделывает свои поля, бредя по колено в тяжелом вязком иле после разлива черного Стикса, весь день Зерити пробиралась бесконечными лестницами и переходами в темных чертогах, лежащих по ту сторону Света, в бесплодных пустошах Серых Равнин.

Поэтому этой ночью — хоть ведьма и не замечала в своей темнице смены ночи и дня, — этой ночью она заснет быстро и будет спать крепко, как спит пахарь после тяжких дневных трудов. Как спят старые, иссохшие, словно мумии, стигийские жрецы в холодной тьме своих будущих гробниц. Как спят иные, еще более страшные древние создания, спят ночи, дни и года напролет, пока не разбудит их чье-то искусство или неосторожный призыв.

Но ни пахарю, ни жрецам, ни порождениям тьмы не снятся сны. Зерити же упивалась собственными снами — яркими, подробными, запоминающимися. Сны Зерити вырывали ее из душного мрака подземного храма, и она неслась наперегонки с ветром то хищной рысью, то испуганной оленухой. В снах ведьма возвращалась в царство живых: в города, наполненные сутолокой улиц и рынков, в села, где солнечный свет сменяет лунный над цветущими садами и зеленеющими пашнями. Но чаще всего сны приносили ее в один конкретный город, где жила одна конкретная женщина — последняя из своего славного рода. Во всяком случае, Зерити собиралась именно на ней прекратить существование этого рода. На ней и ее вечно хнычущей дочери.

Но сегодня нужно набраться новых сил, и потому медноволосая дрянь и ее отродье будут спать спокойно. Черной искрящейся тенью скользя по каменным плитам, с лампой в руке ведьма прошла в самый дальний и темный угол своего чертога, где над хрустальной глыбой, вплавленной в потолок, проносились воды Черной реки. Здесь селились летучие мыши, единственные, кто делил с ведьмой одиночество заточения. Их острые мордочки высунулись из коконов жестких крыл, когда Зерити прошла рядом с мерцающим огоньком в руках.

— Слепые мои соглядатаи, глухие мои шпионы… — шептала она.

Протянув руку, Зерити сняла с потолка одного из зверьков. Он тут же уселся ей на запястье, как ловчий сокол, радостно и возбужденно попискивая. Пару минут ведьма, склонив голову, задумчиво слушала этот писк, чувствуя, как маленькие коготки царапают кожу.

В порыве нежности Зерити взяла теплое тельце обеими руками и поднесла к самому лицу. Быстрым движением ногтей ведьма сорвала шкурку с маленькой головки и впилась зубами в хрупкий череп, высасывая мозг. Зверек забился, отчаянно крича. Но Зерити не чувствовала его агонии, не слышала криков: перед ее мысленным взором проносились картины ночной жизни там, наверху, — все то, что успела увидеть летучая мышь в своих странствиях. Каждую ночь посылала она своих гонцов во внешний мир и время от времени собирала с них подобную дань. К тому же это была ее единственная еда.