На задворках "России" - [67]

Заявление под угрозой; похоже, Василевскому (а значит, кое-кому еще) очень не хочется его подписывать, и они ищут любые предлоги. На помощь неожиданно при­ходит Роднянская: предлагает всего лишь заменить "преступные" на "хулиганские". Василевский, не найдя поддержки в своем главном эшелоне, нехотя отступается.

И все подписывают. Все, кто присутствовал на собрании, но также и отсутство­вавшие, но причисленные к "журналистскому коллективу". (Это понятие из устава АОЗТ "Редакция журнала "Новый мир” еще не раз будет фигурировать на страницах хро­ники.)

Розе Всеволодовне приходит в голову (кого еще могла посетить такая светлая мысль?) поручить Коробейникову обойти с подписным листом остальных сотрудни­ков.

Внимательно прочитав анонимку, Коробейников, как передавала мне Роза Всево­лодовна, выразил крайнее изумление на лице.

— А вы об этом не знали, Павел Алексеевич?

— Как можно! — сказал Коробейников. — Ведь журнал только на Залыгине и дер­жится.

И на другой день под заявлением уже стояли подписи и Хреновой, и Зюзиной, и всех наборщиц, и всех корректоров, и шофера с буфетчицей, и Сарры Израилевны, и самого Коробейникова... Всех-всех.

Залыгин продолжал вести себя так, будто ничего не произошло. Всякий раз, когда Роза Всеволодовна, или Спасский, или кто-то еще подступали к нему с серьезным разговором о бухгалтере, которая послала всех давно и далеко, он уже не спорил, не защищал Хренову, но говорил:

— Отложим до зарплаты.

Или:

— Давайте подождем, сейчас она проводит одну денежную операцию...

Больше всего он боялся, что приостановится процесс начисления и выдачи денег.

Пустячная текущая работа: сделать расчет цены журнала на предстоящий год для института "Открытое общество", который оплачивает библиотечную подписку. Эти дела продолжаю вести я, поэтому пишу бухгалтеру поручение. Никакой реакции. Зап­рашиваю еще и еще. Наконец со своим посыльным Коробейниковым Хренова пере­дает мне с четвертого этажа записочку, где — ничем не мотивированный отказ.

Тут звонок Залыгина из дома: как там у нас дела? Докладываю: срочно нужен расчет цены, иначе мы лишимся выгодного партнерства.

— Сейчас я ей позвоню, но она не сделает.

После безуспешных, как и предполагалось, переговоров Залыгин снова звонит мне и на меня же нападает:

— Неужели нельзя как-то договориться? Я с нового года ухожу, вам с ней рабо­тать!

— Сергей Павлович, но с ней невозможно работать!

— Поэтому я и ухожу...

Когда ему в таких случаях резонно возражали, что не лучше ли избавиться от не­управляемого бухгалтера, он отвечал: "После меня делайте, что хотите. Я уж дорабо­таю с ней".

— Ему важно сохранить за собой после ухода зарплату и машину, все время твер­дит о каких-то "условиях", — сердилась Роза Всеволодовна. — Наша судьба его со­всем не интересует!

У нее были основания нервничать. После собрания травля усилилась. Каждый день приносил какую-нибудь неожиданность.

Как-то в конце рабочего дня в приемную врывается Роднянская и напористо, как обычно, настаивает на немедленной встрече с Залыгиным:

— Я хочу спросить, как его здоровье!

Залыгин у себя в кабинете, но уже собирается уезжать, спешно дочитывает или доделывает что-то. Объяснений Розы Всеволодовны на этот счет Роднянская слушать не желает и все повторяет загадочную фразу:

— Я хочу ему сказать: Сергей Павлович, в следующий раз четвертой буду я! Так нельзя, надо что-то делать! В следующий раз четвертой буду я!..

Роза Всеволодовна недоумевает, пытается что-то выяснить у нее, потом у Залы­гина. Оказывается, позвонивший Залыгину в очередной раз аноним назвал ему... три фамилии анонимщиков. Кого именно, Залыгин не раскрывает.

— Я уверена, там были названы и мы с вами! — Это Роза Всеволодовна мне. — Теперь я поняла, почему Сергей Павлович в последние дни смотрит зверем!..

Рассказала, что ей тоже на днях позвонили вечером домой: молодой мужской го­лос потребовал сложить в мешок 30 тысяч долларов и выбросить за окно. Она подхо­дит с трубкой к окну и отвечает:

— Приготовьтесь, сейчас выбрасываю!

Во дворе, конечно, никого нет.

Вскоре ей позвонили на работу и сказали, чтобы готовилась: сейчас приедут за деньгами. Она известила об этом меня и провела остаток дня в тревоге. А уходя до­мой (я еще оставался), горько пошутила:

— Ждите гостей!

А я и так жду чего угодно. Двор теперь пересекаю чуть не бегом, осматриваясь и сжимая в кармане газовый баллончик. В метро иногда делаю несколько лишних пере­садок, чтобы оторваться от воображаемого "хвоста".

Звонить стали часто. Однажды я застал подобный разговор и подсказал Банновой не класть трубку. По другому телефону связался с отделением милиции (тем самым, которое нами уже дважды занималось), попросил выяснить номер телефона шанта­жиста. Мне сказали, что милиция не имеет такой возможности и мне следует обра­титься на телефонную станцию. Позвонил туда: там посоветовали обращаться в ми­лицию...

Роза Всеволодовна говорила, что всю жизнь ждала начальника, за которым чув­ствовала бы себя как за каменной стеной. Косолапов, Наровчатов, Карпов, теперь вот Залыгин... Не дождалась.

После новой, еще более раскованной по содержанию машинописной анонимки, в которой ниже подписи "Коллектив" стояли три бесформенные размашистые закорю­ки, Залыгин написал обо всем происходящем в ГУВД Москвы на имя тогдашнего на­чальника Куликова и попросил о помощи.