На задворках "России" - [50]

— Все проверяет! — язвит насчет меня Лиза.

— Что делать! — обреченно вздыхаю.

— Мы ведь с вами не так работали, Сергей Павлович, — говорит Лиза с сожалени­ем.

— Ну, он только начал разбираться, ему надо привыкнуть, — увиливает Залыгин от прямого ответа. — Давайте доверять друг другу. Как раньше.

— Сергей Павлович, вы — другое дело! — горячо восклицает Лиза. — А вот Спас­ский... Или Сергей Ананьевич...

— Давайте так: звоните мне по телефону. Звоните и рассказывайте о затруднениях.

— Ну, Сергей Павлович, всякий раз тревожить вас по пустякам...

—А что — тревожить! Звоните, и больше никому ничего не объясняйте! Мы с вами вдвоем будем решать.

Я взрываюсь. Только накануне он требовал от меня присматривать за бухгалте­ром. "Я скажу ей: пока я болею, все решает мой заместитель! И точка". Напоминаю о деньгах, которых недосчитался Спасский. О необходимости упорядочить зарплаты, ввести надлежащий контроль за продажей журналов. О "бесплатных" обедах...

— Прошу дать отчет по кассе, а мне толкуют про обеды!

— Я вам такого не говорила! — быстро реагирует Лиза.

— Зюзина говорила. В вашем присутствии.

— Вот с нее и спрашивайте! И вообще, Сергей Ананьевич работает у нас незакон­но, на него даже приказа нет.

Новый анекдот. Однако Залыгин реагирует вполне серьезно и поворачивается ко мне:

— Вы что на это скажете? — со строгостью в голосе.

— Да что уж тут говорить. Если я два года работаю вашим заместителем без при­каза, если бухгалтер все это время незаконно начисляла мне зарплату — вопросы надо задавать не мне.

Занятная подробность: все приказы по редакции хранятся в сейфе у Хреновой. В приемной — только неподписанные копии. Смешно и жутко одновременно. Захочет, чтобы не было этого (или любого другого) приказа, его и не будет; а Залыгина можно убедить в чем угодно.

— Дождитесь меня и будем работать, как прежде, — ласково уговаривает он Лизу. — Все пойдет по-старому.

— Не знаю, Сергей Павлович! — Она сокрушенно качает головой. — Не знаю...

Он садится за коротенькое письмо Розе Всеволодовне, которое хочет отправить с нами; она тем временем притулилась у книжной полки, листает том энциклопедии.

— Что вы там нашли? — дружелюбно шутит Залыгин, покончив с работой.

— Почему-то — ядовитые растения!

Вот последнее из той поездки, что ярко запомнилось. На обратном пути молчали. Лиза уже не спрашивала, "зачем мне это нужно". Думаю, ей все со мной было ясно.

Стоит добавить, что старый приказ о моем назначении действительно "пропал", и Залыгину пришлось восстанавливать его по сохранившейся у секретаря копии с но­мером...

Канитель с премиями имела неожиданное, почти фантастическое продолжение: деньги начислили всем, кроме... Спасского и Роднянской! Так явствовало из ведомо­сти, которую мне дали на подпись. К первому в бухгалтерии относились известно как; вторую тоже отчего-то не жаловали. Окончательно выйдя из себя, я отказался подписывать бумаги и немедленно доложил о происшедшем Залыгину.

Вскоре звонит Хренова, оправдывается:

— Роднянская и Спасский в этом месяце были в отпуске!

— Ну и что? Мы же вознаграждаем по результатам работы за целый год! Вы сами потребовали дать всем и поровну!

— Я не имею права. В приказе написано: "по результатам за октябрь".

Только тут я оценил дальновидную мелочность старика, прежде совершенно мне непонятную. Должно быть, за долгую жизнь всевозможные пройдохи не раз обводи­ли его вокруг пальца на таких пустяках.

— А вы почитайте внимательно, как там написано!

Справедливость была восстановлена. Впрочем, если Ирина Бенционовна и узнала от кого-нибудь, как я бился за ее кровные (сам я, разумеется, ей не рассказывал), то едва ли ее сердце оттаяло. Такое уж сердце.

БЕЗ ХОЗЯИНА

В мутном и мусорном потоке захлестнувших редакцию событий как-то присут­ствовали и отмечались и другие знакомые персонажи.

Сразу после инфаркта у Залыгина, когда его состояние вызывало большие опасе­ния, взбудораженный Киреев стал часто наведываться ко мне и втянул-таки меня в откровенную беседу. С глазу на глаз я изложил ему ситуацию в журнале, как сам ее видел. Вот Василевский с его "теневым кабинетом" и амбициями, вот Хренова с со­мнительной компанией; как минимум, две особых "группы интересов", две линии рас­кола, которые могут в дальнейшем опасно углубиться. Фактически я предложил ему союз, чтобы объединенными усилиями уберечь журнал от развала.

Скорее всего, он понял этот разговор лишь как признание с моей стороны его ста­туса "преемника" (склонный, подобно всем эгоцентричным людям, преувеличивать свое значение) и откликнулся в ту минуту с энтузиазмом. (Его ведь тоже, как и Кима, глубоко задевало положение бесправного "наемного работника", а Василевского они с Новиковой у себя в отделе даже прозвали "Наполеончиком".) Велел звонить ему до­мой в любое время дня и ночи — если мне вдруг позарез нужна будет его помощь, чтобы отвратить от журнала беду. Уж не знаю, как это он себе тогда представлял... Позже, более прагматично оценив ситуацию, стал демонстративно отдаляться от меня и все теснее сближаться как с Василевским, так и с Хреновой. В отношении немощно­го Залыгина и его установлений Киреев усвоил манеру беззлобной иронии, которая вполне примиряла его на том этапе почти со всеми.