На задворках галактики 3 - [2]

– Неужто преподаватель?

– Куда мне, – ещё больше улыбнулся прапорщик. – Молод я ещё преподавать то что у нас там преподают. Выучился я уже. Успел… В общем, я командир одной из учебных команд. Сейчас возвращаюсь из отпуска, тут неподалёку моя деревенька. Десять суток погулял, теперь вот, значит, обратно пора. Я, знаете ли, когда в отпуск уезжал, меня предупредили, что вас здесь и сегодня забрать должен.

Масканин хмыкнул. Выходит, его судьба была решена уже десять дней назад. Так зачем же тогда столько времени тянули кота за хвост? Максим недоверчиво осмотрел прапорщика. На вид лет двадцать, пороху понюхал – жёлтая нашивка об этом красноречиво свидетельствует, да и орден Славы просто так не дают. Но в его-то чине ходить командиром учебной команды? А если этот факт ещё соизмерить с традицией юнкерских училищ, когда на командных должностях стоят офицеры на ранг или даже два выше – учебным взводом командует капитан, а батальоном полковник, то слова этого прапорщика звучат странно. Очень странно.

Торгаев словно прочёл его мысли и, усмехнувшись, сказал:

– Да, Максим Еремеич, подчинённые у меня самые разные. И рядовые есть, и унтера, и даже штаб-офицеры. Что поделать, специфика такая.

– И как? Управляетесь с ними?

– Управляюсь. А куда денешься? Кстати, пока мы не у нас и вне строя, можно ко мне на "ты".

– Замётано. Будем на "ты".

– Вот и хорошо. Кстати, ты голоден? Скоро обед и я тут подсуетился: нас в лётной столовке на довольствие поставили.

– Замечательно. Только… как же это ты так спроворил-то? Без моего продаттестата? У меня ж его и у самого нет.

– Ну, – отмахнулся Торгаев, – это не проблема.

Волю любопытству Масканин не дал и лишь сказал:

– Тогда пошли, что ли. А то у меня в животе уже зверски бурчать начинает.

Лётная столовая размещалась на краю поля. Одноэтажное кирпичное здание, у входа в которое разлёгся откормленный двортерьер, видимо, этот пёс – местный любимец. В этот час столовая пустовала. Как в поговорке: война войной, а обед по расписанию. В данном случае ключевым смыслом было – по расписанию. Но прапорщик Торгаев, судя по всему, имел некие полномочия, раз уж ради его персоны и персоны Масканина подавальщица живенько организовала накрытый стол. Наблюдая за ней – миловидной девушкой из местных жительниц, Максим закусил губу. Чем-то эта подавальщица неуловимо напоминала Татьяну. И в мысли вновь вернулись Танюшины образы. Где она сейчас? Как она там? Впрочем, где – известно, наверняка у родителей в Юрьеве. Эх, сейчас бы хоть одним глазком…

– Слушай, Стёп, – обратился Максим, – с кем можно вопрос об отпуске решить?

– Хм… – Торгаев на секунду-другую задумался, продолжая разделывать ножом и вилкой жареную рыбу. – Это тебе надо к начальнику учебного процесса.

Нда, а фамилию и звание не назвал. И эти его таинственные "там" и "у нас", словно он из какого-нибудь номерного отдела, про который не говорят всуе. Не доверяет пока до конца. И правильно. И молодец! Так и надо. Хотя, наверняка ведь наблюдал как Масканин из "Китовраса" с бортовым "42" спускался. На борту "сорок второго" посторонних не могло быть по определению. И кстати, попутчиков Максима подобрал аэродромный автобус, а его самого, получается, по отдельной программе встречают.

– Угу, – только и произнёс Масканин, отправляя кусок рыбы в рот, одновременно набирая ложкой салат.

– Что, Макс, припекло?

– Очень. Сын у меня должен родиться. Может уже и родился.

Торгаев понимающе кивнул и не стал задавать вопросов, поскольку и не надеялся получить ответы. Неведенье Масканина по поводу сроков рождения чада он истолковал по-своему. Вполне возможно, что этот поручик просто не имел не только возможности, но и права поддерживать связь с семьёй. Послужного поручика Торгаев не читал и кто знает, может этот офицер с сумрачным ликом долгое время за линией фронта пробыл. Неспроста же он так на траве сидел, словно с родной стороной здоровался после долгой разлуки.

– Кормят тут замечательно, – брякнул Максим, чтобы поддержать разговор, а мыслями он был далеко отсюда.

– Ещё бы! Как и положено по лётным нормам.

– Сколько у нас осталось времени?

Торгаев глянул на часы.

– Тридцать четыре минуты. Летим на "Владимире".

Масканин кивнул.

– Прорва времени. Успею на травке поваляться.

На базе ВВС Щелкуново-2 их уже ждали. Когда разошлись сошедшие с 'Владимира' пассажиры, к Торгаеву и Масканину подошёл седоусый фельдфебель, залихватски козырнул, чётко по уставу представился и предложил следовать за ним. Но прежде чем они направились к поджидающей машине, прапорщик обменялся с унтером рукопожатием, как со старым знакомым. А Максим подметил на груди фельдфебеля два креста солдатской Славы, кобуру с трофейным 'Ланцером', ножны с неуставным кривым кинжалом и самосшитый подсумок с гранатами на портупее. Венчали его образ добротные офицерские сапоги и трёхлинейный автомат А-28 'Ворчун', который только прошлой осенью стал малыми партиями поступать в спецвойска. Что ж, за прошедшие полгода его, Масканина, отсутствия многое могло измениться, вполне возможно, что 'Ворчуны' теперь получили широкое распространение. Или же, что скорее всего, раз уж Масканин теперь попал в поле притяжения Главразведупра, фельдфебель этот служит в какой-нибудь части, интерес к которой простым армейцам желательно не проявлять. Во всяком случае, в открытую.