На южном берегу - [26]

Она в ответ всегда начинала смеяться: «Ах ты, мой испанский гранд! Ну, не обижайся! Я шучу, я просто шучу! Не хотела бы, так, наверное, не встречались бы так часто!»

Скажу правду, сразу же возникли у меня разные мысли. И настроения тоже. Думаю, ты тоже переживал период, когда вспыхивают в мальчишеской компании разговоры про девчат, наступает возраст, когда это становится едва ли не главным интересом. Кто-то уже хвастается, то бишь делится опытом, часто полунамеками, иные жадны до деталей, не хотят показать, что так уж заинтересованы, а между тем задают равнодушным тоном наводящие вопросы. Нам оставалось до конца школы месяца два, мы уже были взрослыми. Приятелей я в этой школе больших не приобрел, потому что учился там всего один год, да и говорил тебе, что почти все свободное время проводил с Миколой. Но это поначалу. В школе же, когда шли те самые разговоры, я многозначительно отшучивался, как правило бросая, будто от себя, услышанное про женщин или от Миколы, или еще от кого-то. А когда начались мои встречи с Лялей, так я и совсем загордился. Кто-то натолкнулся-таки на меня с ней в городе, хотя, как правило, мы убирались подальше от тех мест, где могли наскочить на Миколу или кого-нибудь из знакомых. Пошли в школе по моему адресу шутки, но как раз такие, что были мне по душе. Представляешь, вроде колкости, в действительности — прибавка авторитета.

О Виталий, все это кажется мне сейчас таким наивным и нелепым.

А дальше случилось то, что и должно было случиться. Что бы ни думал про Лялю, что бы ни представлял мысленно, но на большее, чем взять под руку, не отваживался. Возникало немало таких ситуаций, будто она сама меня к чему-то подталкивала. Например, когда учила танцевать у себя дома. Но проходило какое-то мгновение, неловкость у обоих нарастала... А потом дома я не мог уснуть, то ругая себя за робость, то боясь, что неосторожным движением или прикосновением все испорчу. Очень мне было с ней интересно. А потом приходила мысль, что я же мальчишка, может, она имела в виду совсем другое, это только мое болезненное воображение видит все не так, как на самом деле.

Едва ли не каждый раз, возвратись от нее, по полночи не сплю. Наконец подошли Майские праздники. Микола собрал свою компанию, а я сослался на то, что скоро конец школы и мне надо с нашим классом хоть на одном празднике побыть вместе, а я всегда откалываюсь, и поехал к Ляле. Ходили мы в кино, пообедали в ресторане, а потом снова поехали к ней, смотрели телевизор, слушали музыку, танцевали, пили шампанское. И разговаривали.

Понимаешь, Ляля очень образованна, много читает. Ну как сказать, мне она кажется культурным человеком. Рассказывала много такого, о чем я раньше и не слышал. В частности, она очень интересуется психологией.

Мы трепались до половины четвертого ночи. Я заранее договорился с Миколой, что останусь ночевать у своего товарища, где вечеринка, у которого и телефона не было. Полная конспирация.

Ляля постелила мне на раскладном кресле в кухне, потому что у нее однокомнатная квартира, а себе — в комнате. Пожелали мы друг другу доброй ночи и пошли спать. Ну, какое там спанье, Виталий, сам понимаешь! Разделся я, одежду сложил аккуратно, улегся, а у самого сна ни в одном глазу. Сердце бьется как бешеное. С полчаса я так подрожал, а потом сел на своем ложе, минуту еще посидел, да и пошел, как был, не одеваясь, к ней в комнату. Ничего конкретного у меня в мыслях тогда не было, честное слово! Но зашел в ее комнату, а она полулежит в постели в халатике. Свет выключен. «Ты чего не спишь?» — спрашивает Ляля. «Что-то перехотелось спать, — говорю я. — И так тоскливо одному». — «Ну, как тебя развлекать?» — говорит она. — «Не знаю», — продолжаю я, а сам делаю вид, будто очень хорошо выпил. Сел возле нее на постель. Откинулся спиной к стене и молчу, смотрю на нее. А потом наклонился и обнял ее одной рукой, а она вся потянулась ко мне...

Это была первая моя женщина. И единственная, Виталий. Вот так оно случилось... Я был по-настоящему счастлив в эту ночь. Я ее любил, я думал, что женюсь на ней. Мне даже эта разница в годах не казалась тогда чем-то важным, достойным внимания. Потом я лежал рядом с ней, а она обвила меня руками, прижала к себе и нежно так сказала: «Мой маленький! Мой любимый! Мой испанец!»

Я думал, что скончаюсь от счастья, которое на меня свалилось. В груди дрожал какой-то клубок. Я едва не плакал от переполнявших меня чувств, от безудержной радости.

Я почувствовал себя мужчиной. Во мне что-то ощутимо изменилось. И сам не знал что, и посторонние не знали, но они замечали это, и я тоже.

Мы продолжали встречаться с Лялей. Проходило время. И начало что-то меняться в наших отношениях. Понимаешь, я не раз видел ее у Миколы, в компании мужчин, ну, даже старше тебя, таких, как Микола. Она была наравне с ними. Это был ее круг. А мой оставался — школа. Ну, потом завод, ребята, девчата. Все иначе, будто из другого мира.

Когда она приходила к Миколе, мы делали вид, что знакомы только здесь. Но меня сразу же бросало в жар, едва я ее видел, потом вспыхивала ревность ко всей ее компании, включая Миколу. Потом это запутанное вранье перед Миколой доводило меня просто до исступления. Впрочем, Микола находился в депрессивном состоянии и, кажется, ничего не замечал. К счастью, он вскоре уехал в Норильск, и приехала мама, чтобы помочь мне готовиться к поступлению, кормить меня и обихаживать.