На Юг, к Земле Франца-Иосифа - [29]

Утром погода была на редкость хорошая. Земля была видна еще яснее. Мне припоминается, что Нансен описывает виденную им Отдаленную землю, кажется, кронпринца Рудольфа, в виде матового щита, лежащего выпуклостью вверх. Но ведь наша земля именно такой же матовый щит, лежащий выпуклостью вверх, только видна одна правая половина его: но это зависит от направления, с которого мы видим землю, и от освещения.

Но как не похожа эта земля на то, что я ожидал увидеть, рассматривая горизонт почти два месяца.

Эта земля какая-то сказочная, фантастическая, почти такая же далекая от действительности, как картина. Ее странный, ненатуральный лунный цвет, правильная, как по лекалу очерченная, форма совершенно не дают понятия о расстоянии, какое отделяет нас от этой земли.

Утром, при очень хорошей погоде, кроме замеченной вчера земли, которая, по-видимому, не очень высока, левее ее, на Оst, были видны еще несколько отдельных вершин[40]. Эти были гораздо дальше, но и много выше первой земли. Они были уже не ледники, а высокие гористые острова синевато-темного цвета. Вершины их временами закрывались туманом, очертания были неопределенны, и, должно быть, благодаря струящемуся влажному воздуху казалось, что эти очертания вершин колеблются. Но в общем они не меняли своей формы.

До этих гористых островов, должно быть, очень далеко и если мы их видим, то только потому, что слишком хороша сегодня погода и слишком они высоки.

Местами между вершинами чуть были заметны ледники, но только потому, что они рисовались на фоне темных гор. Сравнивая эти отдаленные ледники с ледником, замеченным вчера, становится ясно, насколько он ближе к нам. Но сколько же миль может быть до этой ближайшей земли? Трудно, почти невозможно сказать. Глаз не привык определять расстояние до таких «лунных» островов. Я скорее определил бы расстояние до тех дальних гористых островов, ну что-нибудь около 50–60 миль. Но до этого ближайшего, право, не могу определить.

Иногда, когда я представляю его себе мысленно невысоким, сажени 4 над уровнем моря, гладким, как каток, тогда он кажется мне совсем недалеко, миль 5–6. Но сейчас же мне покажется очень уж неестественной его гладкая ледяная поверхность; мне представляется, что он гораздо выше, что из-за горизонта мне видна только самая выпуклость его, кажущаяся такой идеально ровной только благодаря большому расстоянию, и тогда я готов дать до этого «лунного острова» и все 25–30 миль. Но во всяком случае мы сейчас ближе к земле, чем были когда-либо почти за два года. Слава тебе, Господи! Но вопрос, как мы будем добираться до этой земли? Как бы это трудно ни было, а добираться все же надо.

Сегодня я взял хорошую полуденную высоту солнца и получил широту, как и вчера, 80°52′. Ветер сегодня S. Должно быть, благодаря ему наше движение на юг приостановилось. Сейчас четвертый час дня. Мы пообедали и укладываемся, так как немедленно пойдем к земле. Я взял еще высоты солнца и, положив Сомнерову линию[41], получил незначительную, около 2 миль, подвижку на О против вчерашней точки. Несмотря на S ветер мы приближаемся к острову, что видно и по вытравленному линю. Здесь есть приливное и отливное течения. Глетчер сейчас виден яснее, чем вчера: ослепительно бела и ровна его поверхность.

(10 часов вечера). Шли мы сегодня до девяти часов и прошли версты 3–4. На общем совете решено не ставить палатки, пока не доберемся до острова. Это мы хотим делать для того, чтобы меньше терять времени на сборы и чтобы меньше спать. Не знаю только, выдержим ли мы свой характер и выполним ли свое доброе намерение. Полыньи так быстро разводятся, что через некоторые успевали перетащить только один или два каяка, а третий уже приходилось спускать в воду вместе с нартами и грузом наверху и на лямках перетаскивать на другую сторону. Много «выстает» тюленей даже в маленьких разводьях, много летает нырков, и все летят или к острову, или от него. Перешли совершенно свежий медвежий след и несколько более старых. Все это очень подбадривает нас и придает совершенно новый характер нашему путешествию. Теперь ведь мы идем к земле и земле уже видимой. Вчера удалось убить тюленя и трех нырков, которых сегодня ели. Попробовали сделать силок для ловли изводящих нас белых чаек, но из этих истеричек ни одна не соблаговолила засунуть свою лапу в петлю. Сейчас мы ночуем почти под открытым небом, только положив на лед лыжи и сделав навес из парусов.

Вторник, 10(23) июня. Вечер. Сидим в палатке, хотя до острова не только не дошли, но, по всей вероятности, даже стали дальше от него, чем были вчера. Благими намерениями ад вымощен… Погода туманная, временами идет мокрый снег, иногда переходящий в мелкий дождь. Ветер с утра S. Снялись в 8 часов утра и до 3 часов дня прошли не более 2–3 верст. Снег мокрый, липкий. «Не дорога, а клей», — говорят мои спутники. Про переправы и вспоминать неприятно: ни пешком, ни вплавь. Перемокли, измучились, решили ставить палатку, обедать. Убили тюленя, от которого собрали две миски крови, из этой крови и нырков сделали очень хорошую похлебку. Когда мы варим чай или похлебку, то обыкновенно шутить не любим. Варить, так варить, говорим мы, и закатываем и чаю и похлебки по полнешенькому ведру, вплоть до краев. А ведро у нас большое, в форме усеченного конуса. Остатков от этих порций обыкновенно не бывает. Сегодня утром мы съели ведро похлебки, выпили чаю, и сейчас на ужин мы съели больше чем по фунту мяса и дожидаемся с нетерпением, когда вскипит наше ведро чаю. Мы бы, пожалуй, не прочь и сейчас сварить и съесть ведро похлебки, но стесняемся: надо «экономить»… Кроме перечисленных порций пищи, каждый из нас ежедневно получает по фунту сухарей. Аппетиты у нас не волчьи, а много больше, это что-то ненормальное, болезненное.