На языке пламени - [5]

— Мне почти семьдесят. Лили придет с минуты на минуту.

— Как вы с нею познакомились? — спросил Гримстер, понимая, что в этот миг миссис Харроуэй решает, понравился ей Гримстер или нет. Это угадывалось легко. Когда-то, скорее всего через мужа, она сталкивалась с подобными Ведомству организациями и невзлюбила их. Лично ему было безразлично, что она решит. Едва получив задание, он спрятал свои чувства в кладовку под замком разума, не раз уже спасавшую его, и теперь они валялись там, словно старая мебель.

— Я встретилась с ней во флорентийском отеле. Мы подружились, и именно я в конце концов рассказала ей о смерти Диллинга. У нее кончались деньги. Двое или трое итальянцев уже заинтересовались ею. Вот я и спрятала ее под свое крылышко. — Она помедлила, затем, не изменив выражения, продолжила: — Кроме Диллинга, она ни с кем в интимной связи не была, и — насколько я поняла — он по-настоящему любил ее и заботился о ней. Я не хотела, чтобы вторым в ее жизни стал какой-нибудь миланский промышленник, который будет любить ее меньше, чем пиццу или кьянти. Она согласилась поехать со мной, мы много путешествовали. Я избегаю подолгу сидеть на одном месте. Вы женаты, мистер Гримстер?

Сильный порыв ветра ударил в огромные окна, Гримстер поежился, словно ветер ворвался в гостиную и пронял его до костей.

— Нет, не женат, миссис Харроуэй. — Этот ответ предназначался для нее, а себе он сказал: «Да, женат окончательно и бесповоротно, женат на прошлом и умершем, так крепко заперт в башне холодной любви, что никому не удастся вызволить меня оттуда».

Миссис Харроуэй подошла к двери и нажала кнопку звонка. Встав вполоборота к Гримстеру, она произнесла:

— Я просто хочу быть уверена, что о Лили позаботятся. Кое в чем она глупа, кое в чем удивительно проницательна. Диллинг пытался ее образовать. И многому научил. Например, что говорить и как вести себя с теми, с кем намеревался ее познакомить. Она легко выучила французский и итальянский, но ум у нее все-таки не первоклассный. Читает только журналы, все остальное для нее скучно. Если за ней ухаживают, она счастлива просто сидеть и мечтать. Но для таких, как я, лучшей подруги не сыщешь. Интеллектуальных бесед с покойным мужем мне хватило на всю оставшуюся жизнь.

— О ней позаботятся, она попадет в надежные руки, — заверил Гримстер и без всякого любопытства стал ждать Лили.

Она вошла на зов звонка, и ее тут же познакомили с Гримстером. Высокая блондинка, Лили была очень привлекательна своей крупной фигурой, которая пока не доставляла ей хлопот. Лет через десять она начнет беспокоиться о ней, сядет на диету, станет душить внезапное желание съесть шоколадку или мороженое. Лили хорошо держалась, знала себе цену и гордилась своим телом. Правда, с косметикой она перестаралась. Немного зная о Диллинге, Гримстер спросил себя, одобрил ли бы профессор такое излишество или нет. Наверное, да. Ведь Лили принадлежала ему, была частью созданного им, и он знал, где можно и приотпустить вожжи. Лицо у Лили было овальное, под косметикой просматривался мягкий солнечный загар. Живая, как природа в июне, соблазнительная, женщина до корней волос — словом, трудно было поверить, что ею обладал один Диллинг. На допросах, возможно, выяснится другое. Во всяком случае, мужчины на таких женщин заглядываются. Стоя за прилавком, она многих заставила купить ненужные аспирин или бритву. Гримстер отметил про себя зелено-карие глаза, большой, резко очерченный, но совсем не мужественный рот, увидел, как девушка лихорадочно меняет выражение лица, пытаясь найти подход к незнакомому мужчине. По ходу разговора он с удивлением обнаружил, что ее лицо обрело чудесную мягкость, когда она успокоилась. Несмотря на безыскусные попытки казаться аристократкой, она говорила голосом девушки из предместья, низким, немного грудным, полным невинной чувственности. Ее рука, протянутая Гримстеру, оказалась мягкой, большой, теплой и влажной.

Когда миссис Харроуэй ушла, они уселись в кресла, и Гримстер спросил:

— Вы сознаете, мисс Стивенс, что мы хотим от вас добровольной помощи?

— Да, конечно. Что я должна сделать?

— Это я объясню позже. Нам просто нужно с вами кое о чем побеседовать… о профессоре Диллинге, например.

— Зачем? — в ней заговорила проницательность, о которой упоминала миссис Харроуэй.

— Расскажу позже. Все дело не займет много времени. Месяц, не больше. Вы будете жить в загородном доме, ни в чем не нуждаясь.

Она закурила, капризно покосилась на зажигалку, которая сначала дала осечку, и спросила:

— А Гарри правда все мне оставил? Вы не обманываете?

— Все. Впрочем, это не так уж много. Мебель да тряпки, личные вещи и пять тысяч фунтов.

— По-вашему, пять тысяч — это мало?

— Ну, я бы тоже от них не отказался.

Она расхохоталась, совершенно естественно передернула плечами, выставив напоказ, но без кокетства, свои прелести. Наконец удовлетворенно кивнула головой, смех угас и она спросила:

— Так это вы повезете меня в загородный дом?

— Нет, я провожу вас только до Парижа. Там о вас позаботятся. Но я к вам приеду позже.

— Где я буду жить?

— В Париже вам сообщат. Дом находится в Англии.