На всю жизнь - [124]

Будильник заводить не стали, не спали всю ночь. Гинек заснул в поезде. Она долго смотрела на него, но не могла наглядеться. Челка каштановых волос небрежно упала ему на глаза, закрыла лоб. Упругие губы чуть-чуть растянулись в легкой улыбке, подбородок воинственно выдвинулся вперед. Шарка пыталась запечатлеть в памяти его густые брови, невыразительный нос, небольшое родимое пятно под мочкой правого уха. Никогда раньше она его не замечала. Когда мы расстаемся с тем, кого любим, то находим то, что раньше ускользало от нашего внимания.

В Прагу они приехали в девятом часу. Мать с отцом встретили их. Несмотря на то, что был рабочий день, на обед были приглашены многие родственники, включая дедушку со стороны Шаркиного отца, с которым в последние годы не ладили. Гинек всем был представлен, он мужественно выдержал это испытание, терпеливо выслушал лекцию о необходимости семейного спокойствия для супружеского счастья.

— Дальние края, дальние края! Нас, мужчин, всегда влекли дальние края и приключения, — мечтательно проговорил отец за кофе.

Мать стрельнула в него взглядом. Все присутствующие знали почему, Гинек тоже догадывался. Шарка не скрывала от него причин частых поездок отца в Прагу. «Не переношу того, что они уже настолько изолгались друг другу, что считают ложь правдой», — как-то прокомментировала она отношения между родителями.

— Поженитесь сразу, как только вернетесь, пан инженер? — выпытывала мать. — Не хочу быть чрезмерно любопытной, но когда планируете свадьбу? Мы должны подготовиться…

— Мы известим вас заблаговременно, — ответила Шарка. — Раньше чем через полгода этого не произойдет. Папа, в последний мой приезд ты радовался, что тебя сняли с заграничных поездок и теперь ты сможешь отдохнуть. Ты снова ездишь? — спросила она ехидно.

Наступившую неловкую паузу использовал дедушка. Он принялся вспоминать, как служил до войны в знаменитом тридцать пятом полку конюхом.

— Славный был полк, даже песню о нем сочинили, — хвастался он. — Сегодня уже не то, что было раньше. Люди готовы поубивать друг друга ракетами. В газетах об этом пишут каждый божий день, но о конях ни слова, об одних только ракетах…

Пока старик расхваливал старое время, а Гинек смеялся над забавными случаями из его солдатской жизни, Шарка выскочила на кухню.

— Зачем ты говоришь такое? — упрекнула она мать и попробовала картофельный салат.

— Я тоже против таких разговоров, имей в виду, мама, — поддержала Шарку ее младшая сестра Петра, стоявшая у плиты.

— Смышленый молодой человек, такой… интеллигентный, — сказала мать, будто и не слышала дочерей. — Он, случайно, не разведенный? Выглядит старше своих лет.

— Нет, — отрезала Шарка, — не разведенный. Он женатый, к твоему сведению! — Она откусила кусок огурца.

Мать по-своему поняла такой резкий ответ дочери.

— А у него действительно высшее образование? Он выглядит таким скромным. Теперь большинство мужчин утверждает, что они будто бы инженеры, а раскуси их — безграмотные продавцы, но с деньгами.

— При первой же встрече он показал мне свой диплом. — Шарка подмигнула Петре, прося ее помочь покончить с этим неприятным разговором.

— Послушай, мама, — поняла сестра, — если хочешь сегодня пообедать, то не мешай мне здесь. И ты тоже, — повернулась она к Шарке. — Хватаешь тут то одно, то другое, как беременная. Смотри, а то плохо станет.

Она вытолкала ее из кухни. В комнате продолжался разговор ни о чем.

Шарка всей душой желала, чтобы время остановилось и Гинек остался, но сейчас с облегчением вздохнула, когда обед закончился. Атмосфера лицемерия и позерства угнетала ее. В голову пришла мысль, что в Бореке люди искреннее. Они тоже могут ругаться, могут и злиться, ненавидеть, но все это происходит совершенно не так, как здесь, в ее родном доме. Неожиданно она сильнее, чем когда-либо прежде, осознала, что ее настоящий дом в Бореке. Там, где Гинек.

— Шарка, милая, приезжай почаще. И вы тоже, пан инженер, — подчеркнула свое гостеприимство мать Шарки нарочито громко, чтобы ее слышали соседи.

Шарка невольно вспомнила, как с ними прощался отец Гинека: «Будь с нею добр и слушайся хотя бы ее, если не слушаешься своего отца. Если он тебя, Шарка, не будет слушаться, сразу напиши. Попрошу старого Вачкара присмотреть за кроликами, сяду в поезд и прямиком в Борек. Палкой я ему быстро мозги вправлю».

Они направились к трамвайной остановке.

— Совсем не изменились, — кивнула она в сторону дома.

— Не удивляйся, для этого у них просто не было времени. Ты ведь была здесь в последний раз в июне, — усмехнулся Гинек.

— Думаешь, мы изменимся? — спросила она.

— Если не захотим, то не изменимся, — ответил он убежденно. — Измениться может только тот, кто этого хочет. Могут повлиять обстановка, время, люди, но… Я останусь таким же, какой есть, останешься и ты такой же. Не думай, что это я просто так говорю. Иногда это бывает очень непросто — не измениться.

В трамвае Шарка размышляла над его словами. Что произойдет с ними в следующие сто восемьдесят дней? Ведь это полных шесть месяцев, целых полгода! Такой большой срок.

В метро они шутили. Нарочно втиснулись в переполненный вагон. Пассажиры с любопытством посматривали на них.