На всех парах - [24]

Потом мы со Шмяком долго искали что-нибудь, что мы оба могли бы выпить. Многие вокруг делали то же самое, но от зелья, которое он предложил, у меня чуть голова не взорвалась, у меня даже сапоги загорелись. У Шмяка сейчас двое детей, у него все в порядке, он работает в Анк-Морпорке. Тролли не слишком хороши в письме, но я каждый день вспоминаю о нем и о Кумской Долине.

Старый сапожник покосился на сына:

— Ты умный мальчик. Умнее, чем был твой брат. И… я думаю, у тебя есть ко мне вопросы.

Парнишка кашлянул.

— Если ты видел гнома и тролля, играющих в Бац, - спросил он, - может, ты вспомнишь, кто из них выигрывал?

Старый гном рассмеялся:

— Я спрашивал об этом командора Ваймса, и он мне не сказал. Сдается мне, он сломал пару фигур, так что никто об этом не узнает, чтобы упрямые малыши вроде тебя не нашли нового повода для чертовой войны.

— Командор Ваймс? Хранитель Доски?

— Да, это именно он и был. Пожал мне руку. То есть мы друг другу пожали.

Голос мальчика преисполнился благоговения:

— Ты пожал руку самому командору Ваймсу!

— О, да, - ответил его отец небрежно, словно бы рукопожатие Хранителя Доски было для него будничным делом. – Но я думаю, у тебя есть еще вопросы.

Мальчик нахмурился:

— Папа, а что будет с моим братом?

— Извини, сынок, я не знаю. Я послал петицию лорду Ветинари, убеждал его, что Ллевелис – хороший парень, который попал в плохую компанию. А Его Светлость ответил, что молодой гном поджег семафорную башню, когда на ней работали люди, и что Его Светлость определит для него наказание на досуге. Тогда я послал второе письмо и сообщил, что я сражался в Долине Кум. И Его Светлость ответил, что, хотя я и не сражался в Долине Кум, потому что, к счастью, там никто не сражался, но он думает, что я должен сделать для своего старшего сына все, что в моих силах, и обещал подумать.

Старик вздохнул:

— Я все еще жду, но знаешь, как твоя мама говорит: если мы ничего не слышали, значит, он все еще жив. Так что не говори больше, сынок, что глубинники на нашей стороне, ничего хорошего от них не дождешься. Они скажут, что мертвые короли – это просто сделанные в Анк-Морпорке манекены, и что мы болваны, если верим, что они настоящие. Болваны те, кто верит им!. Я там был, и когда я прикоснулся к ним, я почувствовал то же, что и каждый в тот день, и поэтому меня так раздражает, когда глубинники начинают проповеди о страшных троллях и ужасных людях. Они хотят, чтобы мы боялись друг друга и всюду видели врагов, но наши настоящие враги – глубинники и несчастные дурачки, вроде твоего брата, которые поджигают семафорные башни и прогорают на этом. Они – лишь жертвы мерзавцев, скрывающихся во тьме.

Тем временем в Продолговатом кабинете Стукпостук положил дневной выпуск «Таймс» перед лордом Ветинари и бросил взгляд на последнее безумное прошение мистера Чериссона, в котором говорилось: «Они подожгли еще две башни, но ведь до сих пор никто не умер. По крайней мере, с их стороны. Они просто молодые гномы, попавшие под дурное влияние».

Лорд Ветинари нарушил молчание:

— Разумеется. Легко быть идиотом в семнадцать лет, к тому же, я уверен, что глубинники, которые их наставляют, намного старше. Нет никакого смысла гоняться за стрелами, если можно поймать стрелка. Я оставлю молодого Чериссона в Танти еще на некоторое время, пусть подумает над своим поведением месяц или два, а потом мы побеседуем. Если он не глуп, его родителям не придется горевать, а я получу имена и, прежде всего, расположение его родителей. А это никогда не повредит, верно, Стукпостук?

— Ущерб имуществу, - сказал Стукпостук расчетливо.

— Вот именно, - подтвердил лорд Ветинари.

Несколько дней спустя Кроссли тихо вошел в хозяйскую спальню на Лепешечной улице и осторожно толкнул Мокриста, а когда это не возымело эффекта, ущипнул его за ухо, чтобы привлечь его внимание.

— Прошу прощения, сэр, - прошептал он, - но Его Светлость требует, чтобы вы немедленно прибыли во дворец, и я уверен, никто из нас не хочет побеспокоить хозяйку в такое время.

Дома и, наконец-то, в постели, в то же время, что и Мокрист, Ангела Красота Добросерд спокойно храпела, хотя и была уверена, что этого не делает.

Мокрист застонал. Было начало седьмого, и Мокрист ощущал признаки аллергии на семичасовые пробуждения. Тем не менее, он оделся с быстротой и тишиной, достигнутыми за годы тренировок, бесшумно спустился по лестнице и поймал троллевоз до дворца. Он взбежал по ступенькам к Продолговатому кабинету, отметив мимоходом, что никогда не видел его пустым. На этот раз лорд Ветинари сидел за столом и выглядел, если это слово применимо к лорду Ветинари, бодрячком.

— Доброе утро, доброе утро, мистер Губвиг! Сегодня даже быстрее, чем в прошлый раз, да? Полагаю, у вас не было времени, чтобы просмотреть сегодняшнюю газету. Произошло кое-что довольно забавное.

— Кое-что, связанное с железной дорогой, да, милорд?

Лорд Ветинари лукаво посмотрел на него, после чего промолвил:

— Да, кое-что есть, раз уж вы спрашиваете.

Он хмыкнул так, словно то, о чем идет речь, не относится к числу вещей первостепенной важности..

— Мне сообщают, что все сбегаются к фабрике Гарри Короля, чтобы поглазеть на чудесный паровоз, который, похоже, совершенно захватил воображение людей. Я понимаю, что сэр Гарри со свойственной ему деловой хваткой уже превращает это в коммерческое предприятие. Конечно, это новости. Но если вы действительно раздобудете газету, вы обнаружите маленькое объявление от редактора «Таймс» о том, что кроссворда не будет, так как составительница на некоторое время отстранена по обвинению в отступлении от стандартов решаемых головоломок. Конечно, обычно я не злорадствую, но, боюсь, ее партия сыграна. Я попрошу Стукпостука отправить ей коробку конфет от тайного почитателя. В конце концов, я великодушен в победе.