На всех парах - [21]

Сегодня на повестке дня значилось прискорбно внушительное количество повесток - по одной от каждой партии. Рис мрачно задумался, каким словом можно назвать такое обилие повесток, и решил, что «повествовательная пытка» как раз подойдет. Эти глубиники были его ночным кошмаром. Было что-то агрессивное в их толстой многослойной кожаной одежде и конических шапках. В конце концов, подумал он, мы все гномы, не правда ли? Так никогда не упоминал, что гномы должны прятать лица при встрече со своими сородичами. Рису пришло в голову, что это умышленная провокационная демонстрация пренебрежения к нему…

Сейчас, на уже привычной повестке дня, гномы из каждой шахты сетовали на исход молодых гномов в большие города. Конечно, у каждого был свой взгляд на причины этого явления, и все взгляды были неверными. Любой, кто не был гномом, предпочитающим жить во тьме во всех смыслах этого слова, знал, что причина переезда молодых гномов, скажем, в Анк-Морпорк, заключалась в старых ворчунах и их занятиях. С другой стороны, прогрессивно мыслящие гномы, вполне благосклонно относящиеся к троллям в качестве друзей, обрушивались на Низкого Короля, обвиняя его в том, что он, фигурально выражаясь, кутает свой народ в паранджу.

В покоях Низкого Короля повисло клубящееся облако непонимания, создаваемое всеми сторонами почти умышленно, словно бы в споре, каким бы незначительным он ни был, каждый готов был бороться до победного конца. Что-то такое было в психологии гномов. Мы слишком много времени проводим в закрытых помещениях, подумал Рис. Он вздохнул, когда понял, что слово держит Ардент, и его голос невыносимо громок.

Ардент был гномом, которого Рис рад был бы увидеть на месте обвала шахты, и желательно – непосредственно под ним. И, тем не менее, у Ардента были последователи, глупые последователи, а еще – влиятельные друзья. И это была политика. Политика напоминала те детские игрушки-головоломки со скользящими деталями, где приходится передвигать элементы, чтобы сложить их в целую картинку.

Сейчас Ардент намекал на то, что, по правде говоря, добыча жира в шахтах Шмальцберга не истинно гномье занятие, и этот комментарий заставил пожилого гнома, в котором Король узнал Сальена Хэдвинна, вскочить на ноги.

Хэдвинн положил руку на топор и заявил:

— Мой отец был жирным шахтером, и мой дед был жирным шахтером, и моя бабушка была очень жирным шахтером, я и сам работал в жирной шахте, когда был помоложе. Моя мать дала мне крошечную кирку, как только я достаточно подрос, чтобы удержать ее. Каждый из моих родственников с момента падения Пятого Слона был жирным шахтером, и, скажу я вам, экспортный доход с нашего жира по Равнинам держит весь город на плаву. Так что я не намерен терпеть оскорблений от всяких брзугда-хара[21], которые боятся солнечного света.

Скрежет металла о металл эхом пронесся по залу, а потом воцарилась тишина; каждый ждал, что будет дальше. А это означало, что Рису Риссону пришлось нарушить молчание. Низкий Король он или нет?!

Он улыбнулся, зная, любое неверное слово произведет эффект взрывной волны в пещерах и шахтах, и что результат, каким бы он ни был, окажется на его совести. Такова судьба тех, кто стремится сдвинуть равновесие в сторону мира, прочь от войны, и путь добровольного посредника неизменно усеян острыми шипами.

Он посмотрел на сердитых советников, размахивающих оружием вокруг огромного стола, словно бы сама бытность гномом означала непрерывно находиться в состоянии, которого слово «раздражение» просто не в состоянии передать. Совещание гномов было, говоря их собственным языком, гномьим бедламом.

— Ради чего я стал Королем? – заговорил Рис негромко. – Я вам скажу. В мире, где мы официально признали троллей, людей и множество других видов, даже гоблинов, закосневшие члены гномьего сообщества упорствуют в своем стремлении сохранить главенство глубинников во всем, что касается гномов.

Он строго взглянул на Ардента и продолжил:

— Повсюду, где гномы живут в достаточном количестве, они пытаются измениться, но, за исключением Анк-Морпорка, всегда безрезультатно, а все потому что те, кто стремится сохранить гномью натуру во тьме, заставляют своих собратьев верить, что изменения любого рода – преступление, не преступление против чего-то, а преступление вообще, по своей природе, и жизнь – такая кислая тоска, как целый океан уксуса... Так быть не должно!

Его голос возвысился, а кулак обрушился на стол.

— Я здесь, чтобы сказать вам, друзья мои, а так же мои улыбающиеся враги, что, если мы не объединимся против сил, которые стремятся вечно держать нас во тьме, гномий народ вымрет. Мы должны работать вместе, говорить друг с другом, честно вести дела друг с другом, вместо того, чтобы тратить время на бесконечные свары по поводу того, что мир не полностью принадлежит нам, и в конце совсем его разрушить. В конце концов, кто захочет иметь дело с такими, как мы, в этом мире новых возможностей? Нам следует действовать так, как подобает разумным существам. Если мы не будем двигаться в ногу со временем, будущее нагонит нас и раздавит.

Рис остановился, чтобы достойно встретить взрыв негодования, все эти «Позор!» и «Неправда!» и прочие обрывки кипящих дебатов, а после заговорил: