На всех хватит! - [26]

Припав к стволу дерева, я медленно вытянула шею, вглядываясь в едва заметное пятнышко впереди — затем тихо выругалась, опустила «бизон» обратно в кобуру и продолжила свой путь — только на этот раз в три раза быстрее.

Тот, за кем я охотилась, не заметил меня — потому что был очень занят. Он, привстав на цыпочки, так увлеченно всматривался в кустарники за ложбинкой, что я смогла, почти не таясь, подойти к нему со спины и резким, взрывным движением левой руки рвануть его на себя — предварительно наглухо запечатав рот правой.

— Тихо, bonita, — прошептала я, глядя в широко распахнутые — и до краев полные ужаса! — глаза Марии. — Сейчас я уберу руку. Но, если ты издашь хоть один звук, сверну шею. Поняла?

На самом деле я вовсе не собиралась проделывать подобную операцию над этим худосочным цыпленком, хотя, должна признаться, разозлила меня девчушка изрядно. Битых десять минут изображать из себя тролля на тропе войны, немилосердно пачкая одежду и срывая ногти — ради какой-то малолетней дурехи?! Так пусть хоть испугается хорошенько!

Похоже, этой цели мне достичь удалось — судя по тому сдавленному подобию писка, который издала Мария, когда я убрала руку.

— Б-б… Б-б-р… Бренда! — лишь третья по счету попытка выговорить мое имя получались у малышки более-менее удачной. — Это ты!

— Нет, это Святой Рохас! Видишь, какой у меня нимб над головой? И крылья? Ах, да, прости, с крыльями вышла промашка — пока я ползала по кустам, скрываясь от тебя, они слегка утратили райскую белизну!

— Я-я…

— Ты, — жестко сказала я, — просто маленькая безмозглая, — в последний момент я вспомнила, какими эпитетами меня награждал в чем-то схожей ситуации мой первый старший команды, Мартин Эстерхази, — и закончила фразу вовсе не тем словом, каким собиралась первоначально, — негодница!

— Бренда, я…

Девчонка оправилась от испуга, на удивление, быстро — так что я, на всякий случай, снова запечатала ее ротик ладонью.

— Ты хоть понимаешь, что мы обе могли погибнуть из-за тебя? — спросила я, и, истолковав изумленно распахнутые глаза и невнятное бульканье, как отрицательный ответ, пояснила: — Если бы за тобой увязался вампир, то он бы заметил меня и, пока я тратила время, выслеживая тебя, спокойно зашел бы ко мне за спину.

— Он и сейчас может напасть?

— Нет, — стращать девчонку еще больше я не собиралась. — По крайней мере, на милю вокруг.

— П-прости меня.

— У твоего отца есть ремень?

Забавно, но этот простой вроде бы вопрос поставил мою пленницу в тупик.

— Ремень, — повторила я. — Полоска кожи, которая не позволяет штанам валиться на землю. Один в вашей деревне точно есть — у лавочника. У твоего отца есть такой же или он подпоясывается обрывком веревки?

— Кажется, есть, — неуверенно отозвалась девчушка. — Но он лежит вместе с праздничной одеждой на самом дне бабушкиного сундука. Отец достает этот наряд только четыре раза в год — на Пасху, на день основания деревни, на Рождество и на…

— Жаль, — вдохнула я, — что он не делает это почаще. Потому что у меня есть очень большое желание снять свой и, не сходя с места, восполнить этот пробел в твоем образовании.

Возможно, я бы и впрямь проделала это, не будь мой ремень нашпигован уймой серебряных заклепок и нашлепок. Однажды мне довелось им воспользоваться — против нечисти, но не той, за которой я охочусь, а нечисти рода человечьего. Лохматый урод, обладатель гнилых зубов и ржавого «ремингтона», решивший было, что два ярда между девушкой и ее кобурами — достаточный повод, чтобы, гнусно скалясь, потребовать от нее скинуть штаны. Это требование я выполнила, а остальные он выдвинуть не успел — удар ремня лишил его глаза и большей части кожи с правой стороны лица. Урод улетел в костер, загорелся и с диким воем начал носится по поляне. На то, чтобы утихомирить его окончательно, мне пришлось истратить пол-обоймы «снарка».

Можно, конечно, выломать прут… или ветку кактуса…

— Прости меня, пожалуйста, — всхлипнула девчушка. — Я вовсе не хотела… не хотела помешать тебе.

— Угу, — мрачно кивнула я. — Не хотела. Но помешала. Ладно уж… воробушек. Пошли.

— К-куда?

— Назад в деревню, разумеется. Все равно, — я покосилась на зависшее над лесом солнце, — сегодня я уже ничего путного сделать не успею.

— Прости меня, — в третий раз повторила Мария. — Я… я… хочешь, я пойду по этому лесу ночью, а ты сможешь дождаться, пока вампир кинется на меня…

— И оторвет твою глупую вихрастую головку, — закончила я. — А мою голову оторвет твой отец… или монсеньор Аугусто. Хотя нет, епископ — человек пожилой, он, скорее, поручит эту обязанность одному из секретарей. Ценю твое желание помочь, но ты никак…

Я осеклась и, прищурившись, одарила создание в разноцветной юбчонке новым, оценивающим взглядом, от которого девчушку едва не бросило в дрожь.

Рискованно, конечно, — но, с другой стороны, это шанс покончить с гнездом за одну ночь. И убраться из этой проклятой дыры, не задерживаясь ни одной лишней минуты.

А еще — это шанс спасти чью-то жизнь.

— Ты и вправду хочешь мне помочь? — серьезным, деловым тоном спросила я. — Очень хочешь?

Побледнев, Мария зачем-то оглянулась назад, прикусила нижнюю губу и медленно кивнула: