На всех фронтах - [75]

Я диву дался, как он расслышал все это в скороговорке жены.

— Так как же нам быть?

— В тюрьму ее! — грозно прогремел председатель сельсовета, а сам заговорщически подмигнул нам.

Невозмутимый Соловьев, подыгрывая хозяину, вскинул автомат.

Баба, крестясь, отступила.

— Ну, сорочье твое племя, клянись перед своим богом, что будешь молчать как рыба.

Была произнесена страшная клятва. Прасковья облегченно вздохнула и снова спряталась за мужа, с опаской поглядывая на Соловьева.

Я заметил, что Вера была предельно серьезной. Ее не забавлял весь этот спектакль. Наконец что-то решив, она подошла к Прасковье и ласково попросила:

— Прасковья, вы уж извините, но мы просили бы вас немного поработать у нас. Прокопий Никанорович, вы уж не взыщите, нам такие люди, как Прасковья, очень нужны.

Прокопий Никанорович, смекнув в чем дело, немного поартачился для виду и согласился.

Возвращались мы, веселясь и комментируя прошедший день. Прасковья сидела, словно в рот воды набрав. Видимо, страшная клятва возымела свое.

Приезд Прасковьи не оказался неожиданным для комиссара. Это обстоятельство лишь укрепило меня в мысли, что Верочка пользуется его особым доверием.

А когда разговор коснулся конфликта в районном узле связи, комиссар улыбнулся:

— Моли бога, Володя, что Верочка подвернулась, а не то быть тебе битому.

Однажды комиссар, предварительно разослав людей по разным делам, усадил меня и майора перед собой и затеял разговор издалека. Решил он разработать новую операцию с полетом в дальний тыл. Надо было выяснить, где у противника стратегические резервы, каковы направления их движения. Вся трудность заключалась в том, как дозаправиться на немецком аэродроме. Партизанские отряды еще только создавались, устойчивой связи с ними не было. Единственное, чем мы располагали, это подлинными личными документами и фальшивыми полетными листами, которые нетрудно было сфабриковать, так как немецкая авиадиспетчерская служба относилась к ним как к ненужной формальности, ибо все пролеты и посадки дублировались телеграфом через штабы.

Когда все было десятки раз обдумано и проиграно, приступили к проведению операции. Еще раз выверив расчеты, мы ранним утром шагали к самолету в окружении всей нашей дружной маленькой колонии. Даже Прасковья, уже привыкшая к нашим обыденным полетам, наитием поняла, что мы отправляемся на рискованное дело. Она стояла на крыльце, держа в руке тарелку, и крестила нас на добрый путь. На опушке леса появился наш верный страж Передерий. Огромный, как всегда скупой в разговоре и в движениях, он мрачно смотрел на проходящую мимо него цепочку съежившихся от утреннего холодка людей. Комиссар шел с майором и молчал. Верочка незаметно подошла ко мне на повороте, а когда все скрылись, приподнялась на носки и, обняв, крепко поцеловала.

— Я буду ждать тебя, слышишь? Ты же сам говорил, что у летчиков есть такая примета: если их ждут, они возвращаются невредимыми.

Из-за поворота мы вышли, словно между нами ничего и не было. Пока прогревали мотор, провожающие стояли в стороне. Самолет начал разбег, я в последний раз взглянул на Верочку…

Мы вошли в облачность, чтобы скрыться от наших истребителей. Фронт затаился в предутренней тишине. В разрыве облаков на земле были видны наши и немецкие артиллерийские позиции.

До войны нам нередко говорили, что обнаружить такие позиции дело нелегкое. Тщательная маскировка меняет их очертания. А тут все было как на ладони.

Одно мне показалось странным. Немецкая сторона словно замерла, на советской виднелись то повозка, то какой-нибудь автомобиль. Я сообщил о своих наблюдениях майору. Он ответил, что заметил это и пытается понять, в чем дело.

Занятые рассматриванием земли, мы не заметили, как над нами проскочил И-16. Советский летчик, увидя нас, заложил глубокий вираж. Я дал длинную очередь с таким расчетом, чтобы она заставила летчика отвалить в сторону. Но он это сделал в самый последний момент. Руки немели при мысли, что это свой, какой-нибудь Васька и, на тебе, срубит нас не за понюх табаку. Майор сделал горку, и мы скрылись в облаках. Вдруг на волне немецкого взаимодействия я услышал:

— «Хеншель», возьмите влево, там облака гуще. Мы идем к вам на выручку.

Это была дежурная пара «мессеров», барражировавшая в квадрате. Надо было уходить и от них.

Мы вырвались из облаков и пошли бреющим полетом над степью. И тут только я понял, что потерял ориентировку. И на вопрос майора «где мы?» промолчал, разглядывая похожие друг на друга украинские села. Майор с усмешкой заметил:

— Может быть, нам забежать в сельсовет и спросить?

Мне было не до шуток. Если в ближайшие пять-десять минут я не определю место, операция провалится из-за перерасхода бензина.

— Спокойно, унтер-офицер, — пробормотал майор.

Самолет стал рыскать в поисках заметного ориентира. Наконец ориентир был найден. Небольшое озерцо с церковью и отводом шоссейной дороги я воспринял как подарок судьбы. Майор улыбнулся. Это была его первая улыбка.

Вскоре мы легли на свой курс и пошли вдоль железнодорожного полотна. Дорога была буквально забита составами. Эшелоны, что называется, шли один в хвост другому. Я включил рацию и передал свои наблюдения. Связь работала бесперебойно. В сухих ответных цифрах проскочило лишь два слова: «Почему молчали?» Рассказывать было некогда. Разведданные увеличивались как снежный ком. Майор заметил, что в составах нет ни боевой техники, ни живой силы. А когда мы сделали облет одного из них, стало ясно, что везут боеприпасы. Постепенно прояснялась картина: немецкая армия изготавливалась к очередному прыжку на нашем участке фронта.