На войне. В плену - [119]

С тяжелым чувством, полуголодный, не раздеваясь, ложился я вечером на нары, закутывался от холода еще не проданным своим одеялом и через огромную щель в крыше сарая долго смотрел на кусок звездного неба, оно казалось мне и бесконечно близким, и далеким; я старался там найти себе успокоение от мучившей меня и здесь той же мысли: Россия, для которой мы, офицеры, столько выстрадали, для которой нас столько погибло… Россия нас встречает со злобой! Русский народ поднял руку на своих сынов, на своих офицеров. Я с горечью повторял слова «окопных стихов»… За что?! Но здоровый рассудок подсказывал: при чем же тут Россия?! При чем русский народ? Кто теперь правит Россией? Шайка международных авантюристов. Что теперь будет?!.

Я не находил себе успокоения и знал, что не спят и мои соседи по нарам – другие офицеры, тяжко вздыхающие среди ночной тишины полутемного холодного сарая с дырявой крышей…

XVI. Отъезд из лагеря Helholland; картины революции в Германии

Приезд в Литву. Вильна. Я – дома, но без семьи. Литовская Тариба. Я – доброволец литовской армии.

И вот наконец кончилось это последнее испытание в плену. Опять мы пешком тащимся со своими вещами к станции, уже днем. Сели в поезд. Вагоны товарные, вроде теплушек, но без печей. Поезд тронулся. Чувство недоверия все еще не оставляет меня: я жду, что немцы опять повезут не домой, а только в еще худший лагерь.

Проезжаем мимо больших городов. Во время стоянок узнаем и видим, что в этих городах идут манифестации, митинги… Улицы, прилегающие к вокзалам, залиты народом, слышны пение, крики, а иногда и… выстрелы!.. Да, несомненно, в Германии идет революция. Из газет мы узнаем о бегстве самого кайзера в Голландию. Запломбировка вагонов не спасла от заразы… Она привилась там, где немецкое главнокомандование не ожидало: при братании с русской армией, которую так старательно немцы разлагали при помощи тех же Ленина, Троцкого и К°. Только большевизм в Германии назван был «спартак и змом».

В Инстербурге мы видим огромную и шумную толпу с красными флагами на самом вокзале, перед окнами наших вагонов… У нас является опасение, что наш поезд остановят и дальше не пустят… Но нет, после длинных переговоров коменданта нашего поезда с товарищами «спартаковцами» местного Soldatenrat’a наш поезд беспрепятственно идет дальше на восток… Я в душе благодарю немецкую железнодорожную администрацию, которая и среди бушующей революции не нарушила расписания хода поездов с военнопленными, хотя обыкновенные пассажирские поезда в эти дни в Германии или совсем не ходили, или ходили без расписания. Мы едем по Восточной Пруссии мимо тех станций, городов и местечек, где в 1914–15 годах происходили первые наши бои с немцами: Тапьяу, Вехляу, Инстербург, Вальтеркемен, Гумбинен, Сталупенен… Встают в памяти боевые картины, пережитые радостные и страшные моменты в бою, погибшие товарищи…

Переехав бывшую русско-германскую границу без остановки, мы очутились наконец в Литве, но на всех станциях слышим немецкую речь, видим немецких комендантов станций, немецких офицеров, чиновников и солдат. Германская оккупация еще царила в Литве.

1918 года 6 ноября в десять часов вечера наш поезд подошел к станции Вильна.

Я и капитан Лавров (170‑го Молодечненского полка), попрощавшись с товарищами, которые ехали дальше, и забрав свои чемоданы, вышли на перрон. Не видно ни одного извозчика. В городе везде на улицах почти полное отсутствие освещения. Изрытая, вся исковерканная за время войны мостовая и грязные, местами разрушенные тротуары…

Я тороплюсь и все время спотыкаюсь. Я с волнением думаю: приехала ли домой моя семья? Кого из них я сейчас найду? Я ускоряю шаги, я почти бегу…

Вот, наконец, и зеленый мост, Снипишки, улица и тот дом, где до войны я жил с семьей долгое время. Мое сердце радостно забилось: в окнах моей квартиры на втором этаже светит огонь, значит, решаю я, моя семья приехала раньше меня!

Вбегаю по лестнице и звоню. Открывается дверь, и меня встречает хозяин дома, симпатичный старый еврей г-н Рабинович. При виде меня он издает радостное восклицание: «Слава Богу, что вы живым вернулись!» Мы долго, крепко жмем друг другу руки. «Где мои? Вернулись?» – в волнении спрашиваю я. «Нет, они все еще в Москве, но я получил еще месяц тому назад письмо от моего сына из Москвы, что ваши скоро вернутся домой, – спешит он меня утешить. – Вы не беспокойтесь, уже многие офицерские семьи вернулись: Лавровы, Деконские, Юшкевичи, Кульбицкие… а жить пока что вы будете здесь, у меня, вот в этой комнате, где был ваш кабинет, на этом диване будете спать и кушать у меня, пока устроитесь сами, ведь вы столько лет жили у меня квартирантом». Меня до слез растрогала эта забота, это сердечное предложение помощи… Я обнял его и расцеловал… Должен здесь сказать, что такая отзывчивость со стороны евреев «в минуту жизни трудную» – не единственный случай в моей жизни.

Скоро к нам вышли жена и дочь г. Рабиновича, и за стаканом чая начались нескончаемые рассказы о пережитом за время войны. На мои расспросы о том, что делается теперь на Литве, они сообщили, что немцы еще, видимо, нескоро уйдут, и что сейчас усиленно реквизируют у жителей съестные продукты и вывозят их в Германию – там голод. Soldatenrat’a в Вильне еще нет, а есть военное начальство, и что мне нужно скорее зарегистрироваться в комендатуре, иначе будет штраф.