На войне под наполеоновским орлом - [60]

В этом месте по приказу нашего короля, который не хотел верить в полное уничтожение, должны были быть собраны и переформированы остатки вюртембергских войск; тут они должны были оставаться до подхода пополнения, чтобы затем совместно с ним вновь выступить против неприятеля. Генералитет, однако, видел очевидную невыполнимость этого приказа. Еще ранее один из генералов был послан в Штутгарт с поручением информировать короля об истинном положении вещей и склонить его, если возможно, отозвать уцелевшие войска назад. Это принесло результаты. Уже 6 января 1813 года поступил доставивший всем несказанную радость приказ: офицерам возвращаться в отечество как можно скорее поодиночке, а солдат под командой нескольких офицеров вести домой умеренными дневными переходами.

Во время моего пребывания в Иноврацлаве, продолжавшемся с конца декабря до января, я постоянно был вынужден бороться с поносом и желудочными болями; употребляемые против этого средства при моем общем изнеможении не помогали. Я принадлежал к числу тех офицеров, которые должны были самостоятельно возвращаться назад. Двух своих лошадей я отдал под надзор командующего нашим полковым депо, которому еще в России передал и третью. Из полевой кассы я взял несколько сотен гульденов, обзавелся самым необходимым платьем, купил вскладчину с обер-лейтенантом фон Гревеницем для нашей дороги польскую бричку. В качестве служителя нас должен был сопровождать егерь Гофман.

Глава тринадцатая

Исполненные самых радостных чувств, 7 января утром мы отправились в путь домой. Хотя наша бричка была без верха, но ее удобство заключалось в том, что мы могли по желанию лежать или сидеть в ней. Упряжку мы получали на каждой этапной станции из стоявших наготове крестьянских лошадей. Мы следовали через Пакош и Пудевиц в Познань, куда прибыли 8-го. После пребывания там в течение нескольких часов мы продолжили наше путешествие и 9-го ночевали в Фрауштадте, последнем городе в герцогстве Варшавском. 10-го мы пересекли Одер, миновали Глогау, где остановились на обед, и через Саган, Зурау, Мускау, Хойерсверду и Кёнигсбрюк уже 12 января прибыли в столицу королевства Саксонии Дрезден. Здесь мы отдыхали два дня, 15-го вниз по долине Эльбы поехали в Мейсен, оттуда по Рудным горам через Фрайберг, Хемниц, Цвикау в Плауэн в Фогтланде, через Хоф и Байройт в Нюрнберг, которого мы достигли 18 января. 19-го мы были в Ансбахе, 20-го в Элльвангене, где мы снова сделали дневку. На следующий день мы добрались до [Швебиш]-Гмюнда, а 23-го до Людвигсбурга. Но получив от губернатора известие, что всем возвращающимся из России офицерам дан отпуск до конца января, и они могут до этого срока следовать по стране, куда им заблагорассудится, в тот же день мы поехали в Штутгарт.

Так после неисчислимых бедствий и опасностей всякого рода я снова вернулся в свое отечество. За короткий промежуток в 17 дней мы проделали расстояние почти в 300 часов пути{348} и еще устраивали за это время три дневки. Мы странствовали по разным землям и везде находили более или менее добрый прием — нигде он не был дурным. Повсюду на нас, избежавших всеобщего истребления, смотрели как на диковинку, на чудо; повсюду мы должны были рассказывать о судьбе и положении армии, о наших собственных бедствиях. Но поскольку люди остаются людьми, мы встречали некоторых, для которых наши рассказы звучали недостаточно ужасно и которые сомневались в том, что мы действительно участвовали во всей кампании и отступлении из России.

Везде по нашему требованию мы получали квартиры, отчасти в гостиницах, отчасти в частных домах. Но ни на одной, за исключением Дрездена, мы не задерживались долее, чем того требовали наши истощенные силы. В герцогстве Варшавском мы больше не могли жаловаться на плохие квартиры, как прошлой весной, так как останавливались только на станциях, да и вообще после пребывания в России наши запросы существенно снизились. В Познани мы задержались на несколько часов, чтобы осмотреть город и купить себе кое-какое платье. Этот город и Фрауштадт — самые крупные и хорошо выстроенные города, через которые мы следовали на пути из Иноврацлава через Великое герцогство Варшавское. В обоих городах есть несколько красивых строений, и здесь, так же как в Костене и Смигеле, невозможно отрицать благодетельного влияния прусского владычества. В общем, по мере приближения к границам Силезии можно было с удовлетворением заметить растущее благосостояние и опрятность жителей.

Поляки с неудовольствием смотрели, как мы возвращаемся назад, потому что из всех этих обстоятельств должны были заключить, что французскому владычеству в Польше если не навсегда, то на долгое время приходит конец и что теперь их ожидают крупные бедствия. Тем не менее, они всячески обнаруживали нам свое участие и оказывали любую помощь, которую мы по справедливости могли ожидать. Так, в частности, было во Фрауштадте.

Земля от Иноврацлава до границы с Силезией плоская, чаще песчаная, но не бесплодная, и в целом эта часть Польши относится к лучшим.

В Силезии мы замечали у жителей тайную радость [при известии] о несчастье Великой армии, но повсюду они были слишком вежливы, чтобы явственно дать нам это понять, и выказывали нам, наоборот, большое участие. Некоторые были достаточно честными, чтобы признаться, что этим участием мы были обязаны нашему общему отечеству, но вовсе не нашей связи с Францией. Лишь в Глогау, несмотря на французскую команду, с нами едва не случились неприятности, не предпочти мы отчасти из-за себя, отчасти из-за вновь прибывших принять за шутку и вздор речи, которые велись всерьез. Поэтому в остальных местах, где мы вступали в контакт с населением, мы избегали любого повода для политических разговоров, и именно этой предосторожности, очевидно, мы были также обязаны вежливостью наших хозяев. Из-за упомянутого случая мы не захотели поближе познакомиться с городом Глогау, так что о крепостных сооружениях я могу лишь сообщить, что они казались мне особенно сильными со стороны Одера. Дороги, которыми мы следовали, хорошо устроены, но отчасти очень тесные. Город оживленный, а жители, населяющие его, — проворный народец. Многолетняя французская оккупация вселила в них самую горячую ненависть к французам.