На войне и в плену - [63]
В день, когда я должен был предстать перед трибуналом для военных преступников, меня посадили в один из тех пресловутых закрытых вагонов, которые мы называли между собой «зеленая Минна», и вместе с еще семью заключенными и восемью охранниками куда-то повезли. Меры предосторожности поражали своей строгостью. Каково же было наше удивление, когда мы с облегчением обнаружили, что весь путь был не более полукилометра. Вместе со мной перевозили еще двух немцев; остальные были русские мужчины и женщины, все гражданские. Один из них успел поведать мне свою историю. Он был женат, имел троих детей и работал плотником в колхозе. Того, что ему удавалось ежемесячно зарабатывать, по его словам, не хватало даже для того, чтобы купить достаточно хлеба, чтобы семья не голодала. Ночью его поймал и сдал в милицию ночной сторож на картофельном поле, откуда он пытался вынести ведро картошки. В тот же день я узнал конец той истории: восемь лет в Сибири.
Когда я оказался в суде, выяснилось, что я совершенно напрасно полагал себя каким-то самым опасным преступником из всех присутствующих. Мой случай вовсе не был чем-то исключительным, как можно было предположить исходя из количества охраны. К тому же сама атмосфера в суде была далеко от взволнованной драмы. Сами офицеры, засевшие в суде, имевшие незначительные воинские звания, казались какими-то нерешительными, иногда они откровенно не знали, как поступить. Эти офицеры на скамейке напротив явно испытывали сложности с моим делом. Один из них сказал, что лежавшие перед ним документы ничего не доказывают. Второй заметил, что там есть моя подпись, однако мои слова, приведенные выше, вовсе не являются признанием в преступлении. Наконец, третий признался, что ничего не понимает в моем деле от начала и до конца. Они зевали и почесывали головы. Когда председатель начал задавать мне вопросы, мне было довольно сложно отвечать на них, так как иногда я имел лишь весьма приблизительное представление о том, что он имеет в виду. Я попытался воспользоваться случаем и рассказать, как со мной обращались на допросах, однако мне тут же приказали замолчать.
Суд удалился на десять минут. По возвращении в зал суда председатель тут же объявил приговор.
— Десять лет, — громко проговорил он. — Вы можете обратиться с апелляцией в течение семидесяти двух часов. Следующий!
Десять лет в Сибири! Я все еще не мог понять, в чем же меня обвиняют, да и сам суд, казалось, не мог разобраться с моим делом. Может быть, они просто положили в шляпу листочки с цифрами от одного до двадцати пяти и мне досталась цифра десять?
— Я буду жаловаться, — сумел проговорить я. Мои плечи поникли, ноги подкашивались.
Все на той же «зеленой Минне» меня отвезли обратно в камеру номер 68, где тем же вечером капитан Рошков нанес мне последний визит. Когда дверь в камеру распахнулась и в проеме возникла его безобразная фигура, я чуть не подпрыгнул на своей койке. Мы тут же обменялись откровенно ненавидящими взглядами.
— Ваша жалоба отклонена, — объявил он, и дверь за ним с лязгом закрылась.
Глава 18
В СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЕ
Теперь я стал настоящим преступником: ведь мою апелляцию отклонили. Из «американского» корпуса меня перевели в блок, где содержались уголовные преступники. Число моих сокамерников выросло с двух до сорока трех. Первую ночь я провел в 15-й камере, где все прошло довольно спокойно. Однако утром нас всех вывели оттуда и распределили по другим камерам.
Поэтому мое настоящее знакомство с тюремной жизнью началось в камере номер 10. Я тщательно пересчитал число своих сокамерников, которых оказалось сто пять человек. В 15-й камере со мной сидели трое моих соотечественников, здесь же не оказалось ни одного. Мне пришлось жить в небольшом сообществе русских мужчин, разместившемся на площади примерно пятнадцать на двадцать метров. Большую часть времени обитатели камеры проводили лежа на полу или на дощатых нарах. Из 15-й камеры сюда перевели восемь человек, считая меня. Как только за конвоиром захлопнулась дверь, нам сразу же пришлось предстать перед бандитами, которым, похоже, было суждено сыграть значительную роль в моей жизни заключенного. Никому не позволили даже шагнуть вперед, пока нас не обыскали представители уголовной верхушки нашей камеры. Они сразу же отняли у нас сигареты, табак, еду, а также все из одежды, что пришлось им по вкусу. Те, кто вошел в камеру в добротном пальто или брюках, незаношенной обуви, сразу же лишились этого добра. Никакие протесты или мольбы во внимание не принимались. Лучше всего было сразу же, без всякого сопротивления отдать то, что от них требовали. В редких случаях кто-то пытался защитить свое имущество. Тогда вещи отнимались насильно, а сам их незадачливый хозяин становился объектом постоянных нападок и издевательств. Жаловаться надзирателям не имело смысла, так как они были заодно с бандитами. Я даже чувствовал к нашим надзирателям что-то вроде сочувствия, так как они не далеко ушли от нас. Их снабжали настолько скудно, что бедняги были вынуждены выпрашивать еду и сигареты у заключенных, а это означало, что они напрямую зависели от бандитов, которые обеспечивали им дополнительные пайки.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Механик-водитель немецкого танка «Тигр» описывает боевой путь, который он прошел вместе со своим экипажем по военным дорогам Восточного фронта Второй мировой войны. Обладая несомненными литературными способностями, автор с большой степенью достоверности передал характер этой войны с ее кровопролитием, хаосом, размахом уничтожения, суровым фронтовым бытом и невероятной храбростью, проявленной солдатами и офицерами обеих воюющих сторон. И хотя он уверен в справедливости войны, которую ведет Германия, под огнем советских орудий мысленно восклицает: «Казалось, вся Россия обрушила на нас свой гнев и всю свою ярость за то, что мы натворили на этой земле».
Это книга очевидца и участника кровопролитных боев на Восточном фронте. Командир противотанкового расчета Готтлоб Бидерман участвовал в боях под Киевом, осаде Севастополя, блокаде Ленинграда, отступлении через Латвию и в последнем сражении за Курляндию. Четыре года на передовой и три года в русском плену… На долю этого человека выпала вся тяжесть войны и горечь поражения Германии.
Ефрейтор, а позднее фельдфебель Ганс Рот начал вести свой дневник весной 1941 г., когда 299-я дивизия, в которой он воевал, в составе 6-й армии, готовилась к нападению на Советский Союз. В соответствии с планом операции «Барбаросса» дивизия в ходе упорных боев продвигалась южнее Припятских болот. В конце того же года подразделение Рота участвовало в замыкании кольца окружения вокруг Киева, а впоследствии в ожесточенных боях под Сталинградом, в боях за Харьков, Воронеж и Орел. Почти ежедневно автор без прикрас описывал все, что видел своими глазами: кровопролитные бои и жестокую расправу над населением на оккупированных территориях, суровый солдатский быт и мечты о возвращении к мирной жизни.
Генерал-майор ваффен СС Курт Мейер описывает сражения, в которых участвовал во время Второй мировой войны. Он командовал мотоциклетной ротой, разведывательным батальоном, гренадерским полком и танковой дивизией СС «Гитлерюгенд». Боевые подразделения Бронированного Мейера, как его прозвали в войсках, были участниками жарких боев в Европе: вторжения в Польшу в 1939-м и Францию в 1940 году, оккупации Балкан и Греции, жестоких сражений на Восточном фронте и кампании 1944 года в Нормандии, где дивизия была почти уничтожена.