На Востоке - [36]

К горе Баин-Цаган наш полк подошел, когда бой немного стих. Обе стороны спешно приводили себя в порядок, готовясь к новой схватке. Я отыскал комбрига Яковлева в боевых порядках его танковой бригады. Он разговаривал с бойцами и командирами одной из рот.

Разговор был оживленным. Танкисты делились впечатлениями о первом боевом успехе.

Завидев меня, Яковлев приветливо поздоровался:

— Запаздываешь, Иван Иванович. Так ведь и без тебя, без твоих мотострелков с японцами управиться можем. Верно я говорю? — Это он спросил у красноармейцев.

— Управимся, — отозвались они.

А мне, признаться, было не до шуток, потому что остро переживал опоздание полка, хотя и не были мы виновны в нем.

Пояснил, что пришел решить вопрос о взаимодействии. Яковлев ознакомил меня с обстановкой. Из его слов я понял, что враг еще достаточно силен. По нему нужно нанести такой же, а может быть более мощный, удар. Однако приказа командира корпуса на это пока не было. Мы договорились, что я разверну свой полк за правым флангом 11-й танковой бригады, чтобы одновременно с ней ударить по японцам, находившимся на горе Баин-Цаган.

И вскоре такой приказ из штаба 57-го корпуса поступил. Замысел командования был прост: танковой бригаде ударом с севера, 24-му полку ударом с северо-запада и с запада, 7-й мотобронебригаде ударом с юга окружить и уничтожить главную группировку противника.

После короткой подготовки по позициям врага был произведен артиллерийский налет. И тут же более 100 боевых машин танковой бригады, оглушая местность ревом двигателей, стремительно рванулись на японцев. Опомнившись, враг снова обрушил на наши танки огонь. Но, поддерживаемые артиллерией и минометами, они неудержимо шли вперед, с ходу прорвали оборону врага и устремились в глубину его боевых порядков. Танкисты крушили самураев огнем и гусеницами, пехотинцы разили их огнем, штыком и прикладом.

Наивысшей похвалы были достойны действия 175-го артиллерийскою полка, и особенно его 2-го дивизиона под командованием майора Александра Степановича Рыбкина. Этот полк входил в состав нашей дивизии. В бою за Баин-Цаган он поддерживал своим мощным огнем наступление 24-го мотострелковою полка и 11-й танковой бригады. Меткими выстрелами артиллеристы уничтожали танки, пехоту и кавалерию противника, поднимали в воздух огневые точки. Под прикрытием огня танкисты смелее шли в бой и громили самураев.

Отваги артиллеристам было не занимать. Забегая вперед, скажу, что и в последующих боях они действовали храбро и умело. Так, 24 июля, когда японцы превосходящими силами обрушились на позиции 149-го стрелкового полка и сложилась крайне тяжелая обстановка, командир дивизиона майор Рыбкин сам встал к одному из орудий, заменив наводчика, и открыл точный, губительный огонь прямой наводкой по противнику. В этом бою он лично уничтожил более ста японских кавалеристов. Его примеру последовали подчиненные.

Словом, мы, пехотинцы, верили, что артиллеристы не подведут. Японцы не зря боялись их огня, он был точен и сокрушителен.

Советское правительство по достоинству оценило героизм и мужество артиллеристов, наградив многих из них орденами и медалями. Командиру дивизиона майору А. С. Рыбкину указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза.

В годы Великой Отечественной войны мы снова встретились с ним. А. С. Рыбкин командовал артиллерийским полком в тот период, когда я возглавлял 15-й стрелковый корпус. И сражался он с немецкими захватчиками так же геройски, как и на реке Халхин-Гол с японскими самураями.

…Между тем накал боя нарастал. С юга ударила по тылам японцев 7-я мотоброневая бригада, грозя окружением.

Яростно сопротивляясь, под сильным натиском танкистов и мотострелков противник вынужден был отходить под прикрытием огня минометов, артиллерии и пулеметов. Самураи цеплялись за каждую удобную позицию, но не могли выдержать напора наших подразделений.

Уже перевалило за полдень, а схватки все не утихали. Стояла нестерпимая жара. Нещадно палило полуденное солнце. Над полем боя висела песчаная пыль, поднятая разрывами снарядов и рикошетирующими пулями. Люди обливались потом, задыхались от зноя и пыли, а воды — ни капли. Река Халхин-Гол была недалеко, но подойти к ней под огнем противника возможности мы не имели. Я тоже изнывал от жажды. И тут шофер моей машины красноармеец Громов подполз к окопу, в котором я находился, и протянул мне солдатский котелок с какой-то мутной жидкостью. Трудно было по внешнему виду определить, что это — вода, квас или чай. Мне показалось, что это был чай, потому что содержимое котелка было горячим. Сделал несколько глотков и почувствовал какой-то странный привкус.

— Что ты мне принес? — спросил я Громова.

— Воду, — спокойно ответил он.

— А где ты ее взял?

— Из радиатора машины.

— Почему же она такая сладкая? — не удержался я и засмеялся.

— Потому что я положил туда кусок сахара, чтобы было вкуснее, — сказал он и тоже улыбнулся.

Как бы там ни было, мне удалось хоть немного смочить рот. Сразу стало легче.

В таких неимоверных условиях приходилось драться нашим воинам. И они крепко били врага, несмотря на его численный перевес.