На восточном порубежье - [5]

С тех пор минуло пол года, а от них ни слуху, ни духу. Убедившись в этом очередной раз, он зашел в помещение, где расположился, после смерти Петра, Кабинет Его Императорского Величества. Тут скопилось множество бумаг, что ждали своей участи.

Листая журнал, Иван Кириллович обратил внимание на регистрационную запись челобитной некоего Якутского головы, а более на название мест: Чукотский нос, Анадырский залив, Камчатка. После недолгих поисков отыскал и все бумаги Афанасия Шестакова, где среди прочих наткнулся, на рукописную карту тех земель.

Бегло взглянув на нее, первый географ государства Российского, к своему крайнему удивлению, увидел очертания земель ему не ведомых, в поисках которых и направилась первая экспедиция Витуса Беринга. Начертав в журнале резолюцию, что челобитная отправлена в Сенат, Иван Кириллович удалился, забрав с собой все рукописи Шестакова.

— Удивительные дела творятся подчас, — рассуждал он дорогой. — Появись этот казак на пол года ранее, для экспедиции Беринга куда как способнее было. Хотя о чем я?! У нас зачастую при одной голове, правая рука и не ведает, чего творит левая. Посоветуюсь с вице-адмиралом Сиверсом. Он сейчас человек влиятельный, на место Апраксина метит, а именно у Адмиралтейства главный интерес к восточным и северным морям. Может еще сгодится казак, со своими планами замирения тамошних народов. При подготовки экспедиции Беринга, то что на северо-востоке проживает некий незамиренный народ Чукчи, и в расчет не брали. Мало ли по Сибири диких инородцев балует!

6

Между тем время бежало быстро о вот дела не поспешали. Летом 1726 года челобитная Афанасия Шестакова продолжала пылиться в Сенате, ни то, что бы забытая, а в ожидании своего часа.

Сам казачий голова продолжал жительство на Литейном. Авдотья оказалась бабой расторопной, и к этому времени успела родить девочку, и повенчаться с Афанасием. Сии дела на Руси делаются куда расторопнее, нежели государственные. Сам Афанасий не противился судьбе, раздобрел, приобрел лоск столичного купчины, и лишь изредка, более для солидности, отправлялся в Сенат проведать о делах, где получал один и тот же ответ:

— Ожидайте! Челобитная у высокого Сената на рассмотрении! С Литейного не съезжайте, вас непременно пригласят!

Но на этот раз его остановили в приемной.

— Вашу персону, — важно произнес в нос приказчик, — желает видеть господин секретарь Сената Иван Кириллович. Соизвольте его дождаться для аудиенции.

Несмотря на незнакомые слова, Афанасий уразумел все же значения сказанного, и, расположившись на лавке, стал дожидаться таинственной аудиенции. Он даже задремал. Когда уже вечерело, ему удалось словить знакомого приказчика, по всему собравшегося уже до своей хаты.

— Вечерять уже треба! — Как можно любезней заметил Афанасий. — А как же аудиенция?

— Велено ждать! — категорично заявил приказчик.

Заночевать в коридорах здания коллегии, казачьему голове не удалось, хотя так ему казалось вернее, и харчей прихватил, по старой привычке, дня на три. Караул, что заступил на ночное дежурство, выставил его на улицу, категорично объяснив, что впустят лишь завтра по утру, с прибытием смены.

Афанасий прошелся вдоль здания Двенадцати коллегий, для верности просчитав трехэтажные строения, что стояли как близнецы единой замкнутой стеной. Их оказалось действительно двенадцать, и это очень его обрадовало. Поставленное к Неве боковой стороной, вдоль фасада коллегии был прорыт канал, и через него перекинуты два мостика, для проезда экипажей. Широкая улица была грязна и разбита. Мостовые еще не дошли да Васильевского острова.

После смерти Петра Великого минуло чуть больше полутора лет. Срок не великий для человеческой жизни. Но вот некоторые планы Петра по обустройству столицы, как и другие неугодные, стали замалчиваться и беспардонно быстро стираться из жизни.

Особенно это заметно приезжему человеку, как Афанасий. Не так давно он диву давался, как многочисленные мелкие гребные и парусные суда снуют по каналам и протокам Невы. Тут тебе и извоз, и свой выезд, что стоит у причала близ хаты.

В свое время, по именному указу императора, была построена в Санкт Петербурге Партикулярная верфь. В указе значилось:

— …делать к дому Его Императорского величества и для раздачи, по указам, всякого чина людям безденежно и на продажу разного рода небольшие парусные и гребные суда.

Партикулярная верфь была видна с балкона Летнего дворца, от куда за ее работой ревностно наблюдал Великий Петр. Он же создал и первый в России яхт-клуб под названием «Потомственный Невский флот». Стоит ли сомневаться, что после смерти Петра все эти начинания, как неугодные были преданны забвению.

Вот от чего пришел в изумление наш Афанасий. В кратчайший срок были зарыты неугодные каналы, через остальные переброшено множество мосточков, а через Неву перекинулся первый плашкоутный мост, что соединил Адмиралтейство с Васильевский остров. И как следствие, многочисленные гондолы, боты, яхты оказались на берегу, сгинув прежде своего срока.

И надо сказать, что Афанасия сии изменения не радовали. Он как потомственный сибиряк привык к речным путешествием. Да и лодку всегда можно сладить. А вот без своего экипажа в городе становиться как в тайге. Можно и сгинуть под копытами вороных лошадей, или в лучшем случае плеткой получить от ямщика. Поэтому, наняв лодочника, он с удовольствием направился в сторону литейного.